… - Что ты такое говоришь! Папа жив. - Умер, - спокойно поправила она. – Я его убила. Пол Геллико «Томасина» … Когда Люку наконец удалось отыскать сестру, она сидела на самом краю опустевшей летной площадки, с той стороны, где ее не ограждали защитные поручни. Свесив ноги вниз, она по-детски болтала ими в воздухе, и вид был бы довольно комичен, не выгляди она, даже издали, такой печальной и одинокой. Он подошел к ней и осторожно спросил: - С тобой все в порядке? Она обернулась к нему, но всего на секунду. - Да, все хорошо. Люк опустился на уже отдававшую дневной жар поверхность площадки. Лейя, как будто не замечая его, смотрела вдаль, на медленно тонущее в легкой дымке далеких облаков солнце, уже не такое обжигающее как днем. Темно-зеленые гребни холмов за лесом окрасились в золотисто-оранжевый цвет, небо над головой очистилось, и на нем уже загорались первые, пока еще еле заметные звезды. Прекрасный, полный мира и спокойствия день клонился к такому же вечеру, но печальное лицо сестры с ним никак не вязалось. Быть может просто необычно было видеть ее без привычного окружения повстанцев, командиров, пилотов, механиков или хотя бы вертящегося в осязаемой близи ехидного кореллианина, но все же Люк счел нужным убедиться. С мягкой улыбкой похлопал ее по колену. - Ну-ну, в чем дело? Расскажи мне, я же твой брат, – подмигнул ей он. Ее губы дрогнули в короткой улыбке, щеки порозовели. Для нее их столь неожиданно обнаружившееся родство было таким же приятным сюрпризом, как и для Люка, и оба они с ним пока еще не освоились. Каждое напоминание об этом встречалось ими с той особой радостью, с какой ребенок встречает напоминание об обещанном ему подарке на День рождения. Помогло это и сейчас. Лейя пожала плечом, но холодок из ее голоса ушел. - Я только… – Она слегка замешкалась. – Я просто вспоминала об Алдераане. Люк прикусил губу. Вспомнив, как на Хоте Лейя сказала, что времени для скорби у них нет, он тоже погрустнел. Теперь, когда война окончена, печаль овладеет многими, даже слишком многими. Не зря же говорят о двух сторонах одной медали. - Люк? - Лейя вдруг повернулась и взглянула ему в глаза. – Ты говорил правду о смерти Вейдера? Ему показалось, что в этот момент ее голос должен был бы упасть до шепота, но она говорила так же, как и всегда. Он пожал плечами, больше для того чтобы скрыть нервную дрожь. Когда он рассказал ей, как взаправду погиб их отец, все получилось как-то быстро и скомкано, до этого момента он даже не был уверен, что она его поняла. Но сейчас ее глаза смотрели на него серьезно и требовательно. Он понял, что это за требование, и ему стало не по себе. - Да, Лейя… Она отвернулась. Было ясно, что ей хотелось услышать другое. Люк осторожно начал: - Послушай, ты злишься на него, но… - Давай не будем говорить об этом, - прервала его она, пожалуй даже слишком резко. Люк опустил голову, чувствуя себя словно между двух огней, хотя огонь и в душе и на смертном одре отца уже давно погас. И тем не менее, прекрасно сознавая, что на это уйдут месяцы, а возможно даже годы, Люк считал себя обязанным защитить хотя бы память о нем. Хотя бы в глазах его дочери. - Лейя… - снова заговорил он, силясь подобрать нужные слова. – Ты вправе злиться на него и даже его ненавидеть за все, что он совершил. Но сделанного не вернешь, а я уверен, что он был бы рад все исправить. Я знаю, ты не веришь, что он мог измениться в столь короткий срок, но поверь хотя бы мне. Я чувствовал, что в нем есть добро. Она повернулась к нему, и он понял, что попытка провалилась. - Добро? – Она задохнулась от нахлынувшего с новой силой гнева. – Люк, вспомни, сколько жизней на его совести, сколько крови на руках! - У него были на то причины… - Он убил твоих родных, какие на это нужны причины? Он чувствовал, как с каждой секундой растет пропасть между ними, хотя они сидели совсем рядом. - Но он спас меня. Я не оправдываю то, что он делал, я просто хочу доказать, что если бы он выжил, то был бы с нами. Ее глаза потемнели. - Если все так, останься он в живых, его бы не простили никогда. Даже с этой точки зрения ему повезло, что он погиб. Неожиданно Люк испугался. Он впервые понимал, сколь враждебен мир к тому, кто пытается исправить совершенные ошибки, как и к тому, кто, вопреки мнению большинства, принимает сторону виноватого. Но напугало его не это. В голосе сестры звучала непривычная, неприкрытая и пугающая ненависть, в ее мыслях и сознании явственно чувствовалась тьма. Она смотрела прямо перед собой, и в темных водоворотах ее глаз было трудно разобрать выражение. Он сделал последнюю попытку. - Но если он был бы жив… - почти шепотом заговорил он, силясь поймать ее взгляд. – Если бы он пришел к тебе просить прощения… за все… Что бы ты сделала, Лейя? Прежде чем ответить, она недолго молчала. - Я не уверена, что ты захочешь это знать. … fin |