всегда все от добра снижается ко злу и от зла поднимается к благу. Ибо добродетель порождает мир, мир порождает бездеятельность, бездеятельность ─ беспорядок, а беспорядок — погибель и — соответственно — новый порядок порождается беспорядком, порядок рождает доблесть, а от нее проистекают слава и благоденствие. (Николо Макиавелли История Флоренции. Книга пятая. I) Свинцово-серые тучи всё ещё закрывали своими неповоротливыми телами большую часть неба, но кое-где в их неуклюжей сутолоке уже образовались прорехи, откуда, заставляя мельчайшие капельки сверкать и переливаться, словно множество бриллиантов, падали лучи уже начавшего клониться к закату солнца. Словно желая расчистить дневному светилу путь, тучи освободили для него небольшой кусочек по весеннему прозрачного светло-голубого неба на западе. С той стороны в направлении большого холма, когда-то изумрудно-зелёного с чёрно-белыми поясами дорог, а теперь мертвенно-серого с торчащими из-за него скелетами строительных лесов, шли молодые мужчина и женщина в лётных комбинезонах. Если прислушаться к их разговорам, то можно было бы предположить, что они друзья, или, как минимум, коллеги по работе, прошедшие вместе через очень многое, как хорошее, так и плохое, но уже через несколько секунд сторонний наблюдатель, присмотревшись к их поведению, скорее всего, усомнился бы в своих догадках. Действительно, оба пешехода вели беседу, что называется, «по простому», отпуская порой в адрес друг друга разного рода колкости и постоянно упоминая разных общих знакомых, причём порой, для обозначения кого-нибудь из их числа, им достаточно было одного жеста, пару раз девушка даже пыталась кокетничать со своим спутником (хотя и не слишком умело), но последний, почему-то старался постоянно держаться от неё на таком расстоянии, какое прилично между людьми, встретившимися первый раз в официальной обстановке, рассказывая о чём-то он порой неожиданно замолкал, а весёлое выражение его лица, будто говорившее «вот сейчас я тебе такое расскажу, упадёшь!» сменялось серьёзным, грустным и даже, будто, слегка испуганным. Подобного поведения собеседница старалась не замечать вовсе, когда же это становилось совершенно невозможным, она либо резко меняла тему, либо кивала с понимающим видом, так, как обычно делают, глядя на что-либо в высшей степени для тебя неприятное, но вместе с тем не может несущее в себе какой-либо опасности, и вместе с тем непреодолимое, к которому волей-неволей приходится привыкать. Уже почти у самого подножья горки девушка остановилась и села на голую глинистую землю. ─ Капитан, подождите! ─ Обратилась она к своему товарищу, ушедшему вперёд шагов на десять, видимо, будучи погружённым в дебри собственного мира. ─ Э?! ─ У вас ещё осталось обезболивающее? ─ Да, но вам нельзя… И, если говорить по хорошему, и тогда нельзя было… ─ Это ещё почему? ─ Почитайте противопоказания, что получится, если я, взяв у Макса два… ну… скажем так, полтора дорогих ему человека, верну ему только одного? Хватит и того, что мы вашу «Валькирию» загубили. Милия улыбнулась, начальник же её какое-то время стоял, задумчиво глядя то на неё, то на небольшие зелёные терраски, спускающиеся к неглубокой долине, в которой находился город, на расстоянии примерно мили от них. ─ Ладно, ─ наконец сказал он, присев на корточки, ─ забирайтесь, что с вами делать… ─ Что? ─ На спину мне забирайтесь, да держитесь по крепче, а я вас подхвачу под ноги, и… ─ А, ну ладно… Со своей новой ношей Хикару долгое время шёл молча, лишь краска, по временам появляющаяся на его щеках, говорила о том, что молодой человек не забыл о драгоценном грузе. Молчание прервала раненная девушка. ─ Капитан, а вы изменились… ─ В смысле? ─ В смысле отношения к нам. ─ Гм… Интересно, а что же я, по-вашему, должен был сделать? Бросить раненого боевого товарища? ─ Да я не об этом… ─ А о чём? ─ Вы впервые назвали зентради человеком… Ещё минут на десять воцарилась тишина, нарушенная на этот раз словами, будто невзначай оброненными Итидзе: ─ А ведь он был просто раненым солдатом… ─ Кто? ─ Э? Да зентради, которого я увидел первым в своей жизни, понимаете, когда они… когда вы… в общем, когда всё это началось… я… ведь в «Валькирию», можно сказать, случайно попал, ну вот, случайно попал и случайно сбил боевую капсулу, ну, а неопытные солдаты, сами понимаете, стреляют часто и не по делу, немудрено, что боезапас у меня весь до железки вышел, ну вот, и вдруг из подбитой машины вылезает гигант размером с боедроида, можете себе представить, что со мной было? А ведь я был защищён лучшей на тот момент бронёй и непробиваемым триплексом кабины… в конце концов я мог просто улететь, а у него даже стрелкового оружия не было… ─ Видимо с вами было то же самое, что со мной, когда я смотрю в зеркало… ─ Ой! Извините! ─ Да ничего, разве я не понимаю… А что потом стало с этим зентради? ─ Фокер убил, помните его? ─ Помню… ─ задумчиво произнесла Милия, ─ и только теперь начинаю понимать, какая это страшная штука ─ война… Скажите, а если бы мы вновь стали врагами, нет, я не имею в виду тех отщепенцев, которые нас подбили, это другое, а как раньше, и если бы я оказалась на месте того пилота, что бы вы сделали? Молодой капитан не дал ответа, да Милия, в общем, и не ждала его. Вновь молодые люди замолчали, будучи погружёнными каждый в свои мысли, так было, пока они не дошли до расположенной выше всех терраски с искусственным грунтом, на котором росла чудесная изумрудно-зелёная трава. Здесь женщина, видимо, заметив что-то для себя интересное, попросила отпустить её и, невзирая на табличку, запрещавшую проход на японском, английском и языке зентради, поковыляла к ярким пятнам цветов, теперь заметных и её командиру, улыбнувшись, последний последовал за ней. ─ Вы в первый раз их видите? ─ Да, ведь это… цветы… я ничего не путаю? ─ Нет. ─ Хорошо, а то я одно время их называла бабочками… ─ Совсем как Бэмби… ─ А кто это? ─ Вы и его не видели… ─ Я вообще мало что видела, кроме рычага управления и приборов, и тем больший для меня был шок, когда я узнала, что есть земляне, обращающиеся со всем этим лучше, чем я. И, возвращаясь к нашему разговору, я прекрасно понимаю, что вы тогда чувствовали, когда вспоминаю, как познакомилась с одним из них, ─ Милия погладила ещё совсем плоский живот. ─ Ах так? ─ хитро улыбнулся Итидзе, ─ в таком случае скажите мне, лейтенант, что сделали бы вы, если бы я был на месте того раненого пилота? ─ Не знаю. ─ Ну, вот и я тоже… И именно поэтому я назвал вас человеком… Конец. |