– Ха-ха-ха, Харухи-кун, ты такой забавный!
– То, что это отметили именно вы – большая честь для меня, Рей-сан, – сладким голосом ответила Харухи.
Теперь их черед:
– Хикару, он стал так популярен, – с притворными слезами начал жаловаться Каору, – Боюсь, скоро мне придется уходить из Клуба.
Старший брат взял его за руку и заглянул в глаза:
– Поверь, у тебя всегда будут клиентки. С твоей красотой иначе и быть не может. Только не перестарайся, – Каору почувствовал ладонь брата на своей щеке, – Я могу и ревновать начать, – томно закончил он.
Восторженные визги. «Запретная братская любовь» делает свое дело.
Весенний вечер. Самый обычный прием Оранского Клуба свиданий, не считая места провидения сего спектакля. Если вкратце, то сразу после того, как родители Хитачийнов уехали на Канары с целью провести там неделю-другую отпуска, их неугомонные чада тут же устроили всей прислуге отгулы, причиной которых являлась вечеринка для дружной компании клуба. Они просто мечтали, как наконец смогут побыть вместе, не чувствуя на себе влюбленные взгляды ополоумевших фанаток. Ан-нет! Кто-то из клиенток услышал, как парни обсуждали план празднества, и вот – им снова приходится ублажать юных аристократок из «Орана». У каждого из них свои способы. Тамаки, как официальный лидер и король клуба, сидит на роскошном диване в окружении толпы самых очаровательных девушек и, вероятно, говорит что-то такое, что заставляет их забыть обо всем. Такаши вытирает крошки с лица Хани, их «кавайного элемента», вызывая умиленную улыбку у своих посетительниц. Отчасти это похоже на их с Хикару прием, но не наигранный, а настоящий, живой... Впрочем, эти трещотки все равно не замечают разницы… Харухи, уже научившаяся кое-чему у каждого из юношей, вовсю флиртует с девушками и делает им приятные комплименты. Даже Кёе сегодня пришлось оторваться от своих любимых ноутбука и блокнота: он сидит за шахматным столом с какой-то крайне серьезной особой, имеющей абсолютно безразличный холодный взгляд. Вид у нее такой, будто бы ее прямо-таки выворачивает от этого театрализованного сборища. Скорее всего, ее затащила сюда какая-то подруга – существо легкомысленное, и вертящееся сейчас либо около милорда, либо около него с братом…
Блеснула молния и в гостиной раздались оглушительные вопли, от которого задрожали стекла (неужели они думают, что у парня это должно вызвать приступ счастья и инстинктивную потребность защищать, а не раздражение?!), а после – звонкий смех.
– Спокойно, дамы! С такими как мы, – здесь Тамаки гордо выпятил грудь, – вам никакая гроза не страшна! Я и мои верные подданные всегда спасут вас, я прав, Харухи? Эй, ты куда собрался?
Про нее вспомнили как раз тогда, когда она уже собиралась потихоньку выскользнуть в коридор.
– Эм… Конечно, Тамаки-семпай, – Она улыбнулась, но улыбка вышла какая-то грустная.
– Что с вами, неужели вы испугались какой-то грозы? – забеспокоилась довольно симпатичная блондинка. Отец у нее, вроде бы, экспортирует тропических бабочек и цветы по всей Европе. Говорят, такой товар особенно популярен, когда готовятся ко всяким свадьбам…
– Что вы, Лилия-сан, конечно нет. Просто я сегодня немного устал, пойду немного передохну. Обещаю, что ближе к полуночи уже вернусь, – здесь она легко поцеловала ей руку, тем самым избавив себя от лишних расспросов. Когда Фудзиоке приходилось делать нечто подобное, у Каору внутри все съеживалось, и появлялось просто невообразимое желание зажмуриться – ему иногда казалось, что она нарочно над ними издевается, мол «Сами виноваты, вы меня парнем сделали». Вот и сейчас он обнял «любимого братика», удачно повернувшись спиной к непривлекательному, на его взгляд, зрелищу. А когда рискнул оглянуться, принцессу в полуобморочном состоянии пытались довести до кресла, а их «обаятельный ботаник» под шумок скрылась. Только Кёя сопроводил ее настороженным взглядом, и то, сразу вернулся к игре, нарочно подставив по удар свою пешку, вызвав тем самым у «мисс-Хладнокровность» нежное натяжение лицевых мышц.
Через полчаса, когда усилившийся дождь, сопровождаемый глухими раскатами грома, уже вовсю хлестал в окна, все двинулись в столовую, где помимо ужина гостей ждали освежающие и отнюдь не молочные коктейли. Но Каору, от чего-то уже минут 20 находившийся в состоянии крайней взвинченности, совершенно не заботило ни первое, ни второе. Он внезапно понял, что ему прямо-таки необходимо увидеть Харухи, которой все вот так просто позволили уйти, даже не поинтересовавшись, не случилось ли чего. Близнец отстал от малость расшумевшейся толпы молодых людей и двинулся в противоположную сторону. Благо комната девушки располагалась этажом выше…
***
Без всех этих молоденьких горничных в милой форме, чопорных дворецких и просто мелких уборщиков коридоры казались совершенно пустыми. А если еще и учитывать десятки одинаковых неизвестно куда ведущих дверей, то атмосфера становилась угнетающей. Но Каору уже привык к такому окружению и с легкостью нашел нужную комнату. Он постучал – ответа не последовало.
– Харухи? Нэ, Харухи, ты там? Ужинать идешь?
Молчание. Только монотный гул притихшей грозы, словно ожидающей развязки этого диалога с пустотой.
– У тебя все в порядке?
Тихо. Он провернул ручку – открыто.
– Я вхожу, – решительно произнес Хитачийн, прикрыл рукой глаза, оставив довольно заметную щель между пальцами, и распахнул дверь.
Темно. Ни одной лампы не включено. Одеяло на кровати без единой складочки – значит, она и вправду не собиралась ложиться. В ванной и уборной тоже не горит света. Не учитывая вновь разбушевавшейся погоды, в комнате стоит абсолютная, нет, не так – вязкая тишина. Хотя, если прислушаться, то можно различить то ли стоны, то ли всхлипы… Точно, приглушенные, всеми силами сдерживаемые всхлипы. В прошлом он не раз слышал такие в какой-нибудь отдаленной части оранского сада после того, как с братцем безо всякого зазрения совести отшивал самыми унизительными способами какую-нибудь из этих втрескавшихся поклонниц. Вот и сейчас, словно это было какое-то дежавю, из темного угла спальни доносился раздирающий душу плач девушки. Там сидело нечто никчемное, уткнувшееся носом в собственные коленки и вздрагивающее от каждой молнии. За эти секунды он придумал уже с десяток вариантов, но явно понимал, что в действительности это существо может быть лишь одним человеком.
Каору без слов подошел к ней. Харухи, их веселую и дружелюбную Харухи, словно бы подменил какой-то очень плохой шутник. Капли поту на лбу, из-за которых слиплась челка, покрасневшие веки, побледневшие дрожащие губы и влажные глаза, наполненные отчаянным страхом. А куда подевался всем известный забавный и бесстрашный ботаник из простолюдинов?!
Новая вспышка, порыв ветра, гром – и девушка, сжавшись в комок, сделала скромную попытку простонать, а потом и вовсе застыла.
Она не помнила, как ей помогли встать, как практически на руках донесли до постели, как завернули в одеяло, как усадили на колени и обняли. Вместо этого у нее перед глазами мелькали кадры, а в ушах звучали обрывки фраз: гроза, сильный ветер, «Папа, мне страшно», хриплый вздох, иссохшая рука роняет стакан с водой, и тот, расплескав все содержимое, вдребезги разбивается о пол… абсолютно гладкое зеркало у чуть приоткрытого рта с потрескавшимися губами… «Мама умерла».
Она вздрогнула, будто бы очнувшись ото сна, вцепилась в его плечо и заплакала, на этот раз уже беззвучно. Юноша посчитал лишним какие-либо фразы и просто поглаживал ее по спине, пока она более или менее не успокоилась.
– Когда мамы не стала, была точь-в-точь такая же гроза, – наконец тихо произнесла она.
Он сначала хотел отмолчаться, а потом, неожиданно для самого себя, произнес:
– Никому не станет лучше, если ты будешь каждый раз так убиваться.
«Мне, кстати, тоже»
– Тебе легко говорить. Я… Сколько уже это со мной? Десять лет? Или больше? Я уже не смогу.
– Нет, сможешь! Если бы ты не могла, то…
– То никогда бы не стала вашей игрушкой, да?! – наконец с тихим негодованием сказала Харухи.
– Нет, ты не…
«… Ты уже давно не игрушка».
По крайней мере, не их с Хикару. Поначалу, когда она только пришла в Клуб – да. Но не когда его брат так в нее влюблен. Теперь она – смысл всей его жизни. А что Каору? Кем она приходится ему? «Просто другом» – так думают все члены Клуба, Харухи и даже его брат. И он снова должен с мягкой улыбкой уговаривать Хикару не ревновать ее к какому-нибудь бывшему однокласснику, сам между тем скрывая злость и пересиливая желание как следует разукрасить этого бывшего одноклассника. И снова его наивный Хикару успокоится и пообещает, что больше не будет так срываться, даже не замечая, какая ревность кипит в его «зеркальном отражении». И вот они снова пойдут, держась за руки, а Каору будет сознательно топтать свою любовь, чтобы не стать врагом своему близнецу…
Да, он может делать вид, что ничего не происходит. Он может собрать в кулак всю свою терпеливость и спокойно смотреть на то, как брат обнимает Харухи, но он не сможет избавить себя от этого рвения защищать ее от всех невзгод и у него не хватит воли, чтобы прекратить свои старания, цель которых лишь одна – избавить ее от этого животного страха перед стихией. Ему, человеку, которому за всю свою жизнь еще не нравилась ни одна девушка, человеку, которому за несколько недель умудрилась вскружить голову не совсем складная девчушка с мальчуковой внешностью из бедной, по меркам богачей, семьи, больно смотреть на ее мучения…
– Харухи, я, – наконец заговорил он, – Я…
Девушка с непониманием заглянула в его желтые глаза.
– Я…
Оглушительный рев грома. Она крепко его обняла, уткнулась лбом в плечо. Он, не смотря на неудачу, все так же успокаивал ее, и, кажется, даже шутил, в то время как сердце разрывалось на части. Ее тело, хрупкая, немного угловатая фигурка, будто бы горит. Каору прикоснулся к ее лбу рукой, проверяя, нет ли температуры, а затем невольно зарылся пальцами в ее мягких волосах, перешел к шее, к ключице… Отметил для себя, что она гораздо привлекательней всех этих накрашенных фиф, гораздо… сексуальнее?
Его вдруг будто накрыла какая-то огненная волна. В груди словно бы началась буря, мышцы напряглись, он вспотел. За свои шестнадцать лет с ним еще ничего подобного не случалось. У него возникла мысль, что он просто может воспользоваться ситуацией, воспользоваться тем, что она сейчас плохо соображает и… взять все.
– Каору, – впервые назвала Харухи по имени за этот вечер, – Ты… Ты в норме?
Ее голос привел ее в чувство как раз тогда, когда он начала слишком часто и слишком громко дышать.
«Нет. Ты должна принадлежать Хикару. И только ему».
– Я уйду сразу же, как закончится гроза, – выпали он.
– Хорошо.
Напряженное молчание. Воздух вокруг них будто бы наполнился электричеством и гроза – они оба были в этом уверены – здесь совершенно не причем.
– Ты хотел что-то сказать?
Каору почувствовал, как щеки заливает крепкий румянец. Отступать некуда. Впервые в жизни в голову никак не приходит, что бы такого соврать. «Рассказать все как есть?» – всплыло в голове, а затем: «…и разрушить все, что было до этого». Он столько маскировался, так долго натягивал улыбку – а теперь все разрушить одной фразой? Он даже боится представить, что будет после того, как он это скажет…
– Буря уже почти закончилась, – со спокойствием в голосе констатировал он, словно бы не расслышав адресованного ему вопроса, – Давай пойдем к остальным.
– Что? Нет-нет, прости, друг мой, но не хочу присоединяться к вашей попойке, – покачивая пальцем перед его носом, отрезала Харухи.
– Ха, никто и не заставляет тебя пить! Специально для тебя мы заказали целую кучу МОЛОЧНЫХ коктейлей.
Она с видом неверующего Фомы лишь фыркнула.
– Ну ладно, еще для Хани, – пробурчал Каору, – Зато он клубничный.
– Ты что думаешь, что меня и правда можно уговорить на такое при помощи какого-то- АААААА! Поставь меня, где взял!
Рыжик не дал ей закончить, а просто сгреб в охапку и пошел на выход:
– Как говорится, «Цель захвачена!»
– Да отпусти же ты меня! – с наигранной яростью колотила юношу Харухи, – Ни-за-чт…
Здесь была совершена более удачная попытка вырваться, в результате которой Каору навис прямо над растянувшейся на полу Фудзиокой. Перед ним во всей красе предстала неопытная милая девушка в наполовину расстегнутой рубашке. Вот она, такая красивая, так близко и так далеко одновременно. У него вдруг возникло чувство, что сейчас он разрыдается от безысходности, словно маленький ребенок. И видимо он и правда заплакал, потому что почувствовал, как она позвала его по имени, а ее пальцы стерли со щеки что-то влажное.
– Каору…
Он больше не может терпеть. Этот голос – он сводит его с ума. Он обязан сказать – или не простит себе этого всю жизнь:
– Прости, что так себя повел. Я бы не ушел сразу. На самом деле я бы отдал все, лишь бы остаться с тобой – на один час, на одни сутки, на один год, на вечность… Прости… Хикару был первым, и мне не остается ничего другого, кроме как оставаться в тени. Прости… Может я тряпка, но я не смогу совершить такое предательство. Для нас с ним это будет значить гораздо больше, чем просто увести девушку. Это будет как… как если бы оторвать у себя ногу и руку! Я люблю своего брата и потому вынужден… Вынужден забыть про тебя. Прости.
Он внимательно посмотрел на нее, ожидая хоть какой-то реакции: удивления, благодарности, пусть даже злости! Но она была совершенно спокойно – будто бы ей сказали, что она получила очередные сто баллов за контрольный тест. Это было больно и обидно.
– Я тебе не нравлюсь, да? Что ж, тогда еще раз прости, что побеспокоил, – ледяным тоном сказал он, сдерживая новую порцию подступающих к горлу слез, – Наверное, тебя будет лучше, если ты останешься здесь, отдохнешь. Спокойной ночи, – попрощался он и начал вставать с пола, стараясь не задеть ее. Но она неожиданно притянула его к себе за шею и прошептала так, что юноша ясно почувствовал ее дыхание на своей коже:
– Бака. Я одна, а вас четверо. Так что остаться с тобой, или с твоим братом, Тамаки или Кёей было бы свинством с моей стороны.
Она, ужасно покраснев, чуть сильнее прижала его к себе, почувствовала запах его одеколона с ноткой гранат и прошептала свое «Извини». Он, ощущая себя последней тварью, провел пальцем по ее изящному плечу, перебрался к груди и остановился там, где начинался ряд застегнутых пуговиц. Она непонимающе взглянула на него.
Здесь зазвонил мобильник Каору, мелодия которого колокольчиком напомнила им о реальности. Но он, словно завороженный, не отвлекался от нее, отступив от рубашки и переключившись на подбородок, не обращая никакого внимания на посторонний шум. Менее терпеливая Харухи сдалась:
– Почему ты не отвечаешь? Разве это не мелодия Хикару?
– Наверняка ничего срочного, – сквозь зубы прошептал он, в то время как совесть с силой давила на черепную коробку.
И он, словно бы прося тем самым закрыть эту тему, внезапно поцеловал ее куда-то в шею, оставив неприличный засос и уже собираясь поставить новый, как вдруг она остановила его:
– Пожалуйста, не надо.
– Не хочешь?
– Ты должен понимать. Вы всегда жили только друг другом, и вдруг я стану причиной вашей ссоры. Так нельзя.
Он кивнул, легко, практически неосязаемо поцеловал ее в губы, и, наверное бы, никто никогда бы не узнал об их любви длиною в пять минут, если бы дверь, напротив которой они лежали, не распахнулась. Они инстинктивно зажмурились, а над их головами разнесся уже не совсем ровный голос Хикару:
– Хару, Каору не видела? Я до него дозвониться не… Что вы делаете?
Первым оправился «пропавший». Он поднял голову на близнеца с видом провинившегося, которого ожидает смертная казнь.
– Каору… Что это значит?

продолжение следует