***

Впиваясь ногтями в его спину – тонкий материал рубашки был этому не помеха – молила его о том, чтобы он остался, чтобы он не оставлял ее одну в пугающей своим одиночеством темноте. «Останься со мной!» - было содержанием ее стона, когда губы мужчины накрыли ее губы в сотый раз за мгновение. Поцелуй был таким продолжительным, что в мире время и все его дробные составляющие перестали существовать. Здесь находился центр ее Вселенной, весь смысл ее тайных желаний, которые она пыталась гнать от себя с каждым днем все отчаяннее и отчаяннее. Но теперь он рядом, всем своим существом кричит, что любит ее, что он устал жить, отказываясь от того, что может осуществить его мечты. Жар мужского тела был настолько обжигающим, что казалось, будто летняя жара ворвалась в ее комнату, прогоняя своим теплом прохладу одиноких осенних ночей. Женщина знала, все, что скажет она в последующий момент, будет казаться им обоим бредом, который услышит и поймет лишь леденящий от сквозняков воздух комнаты. Все ее существо было поглощено мужчиной, покрывавшим ее шею короткими, как прикосновение бабочки, поцелуями. Она издала тихий, еле слышимый стон, тем самым моля о том, чтобы тот не останавливался, чтобы не бросал ее падшим ангелом с этих райских небес. «Только не это!» - отчетливо пронеслось в мыслях и отдалось эхом на задворках спутанного сознания. Но здравый смысл попытался образумить женщину, напоминая ей о том, что это не может продолжаться вечно, всему есть конец, как это горько ни звучит. «Только не сейчас…» - до боли закусывая губу, выдохнула она ему в плечо.
Мужчина выскользнул из жарких объятий также стремительно, как упал в них из ночной прохлады. Горечь – то, что оставил он для нее в этой бессмысленной пустоте. Полынь пролилась в душе женщины, заполняя каждую клетку тела горьким ядом разочарования. Поток прохладного воздуха вернул ее в реальность.
Джиллиан очнулась, но не открывала глаза, боясь, что заплачет, осознавая, как до боли станет давить обстановка ее одинокой кельи. Она уже не спала – холодный воздух леденил ее остывающее тело, таща ее, рыдающую в душе, с небес на грешную землю. Джилл сглотнула и облизнула сухие губы, словно жара выпила из нее последние остатки влаги. Звучный выдох… Она снова в комнате. Куда исчезли ее белоснежные крылья?
Фостер открыла глаза и поняла, что все также сидит на диване, одетая в вытянутую футболку и штаны от старенькой пижамы. В углу слабо светил торшер, но мрак уже вовсю красил стены в темные оттенки их истинных цветов – ночь семимильными шагами вступала в свои права, забывая о том, что свой вход в этот мир необходимо осуществлять размеренно. Жадная до людского сна, она гасила одно окно за другим и навевала сладостные грезы на каждого жителя этого густонаселенного города. Джиллиан была не исключением – получив порцию нереального наслаждения, она вернулась в действительность, в которой это «наслаждение» было бы неосуществимо. За это ей стоило поблагодарить лукавую обманщицу Ночь, но на это не оставалось никаких сил – все силы женщина оставила где-то очень высоко, там, где она была самой собой и получала всегда то, что желает.
Фары мимо проезжающего автомобиля осветили светлые стены, блеснули на бутылке вина, которая стояла на столике. Вино… Фостер выпила всего лишь несколько глотков, но разве после данного количества может она так пьяно бредить? Неужели нужно завязывать с употреблением спиртного в одиночестве? Женщина покачала головой, вспоминая, что зарекалась отказаться от этого занятия бесчисленное множество раз. Да разве можно отказаться от источника таких поистине гедонистических сновидений? Какой же дурой надо было быть, чтобы лишить себя всего этого?
Фостер налила себе в бокал еще немного темного, как сгустившаяся кровь, вина и со вздохом отпила глоток пьянящего «зелья». Оно отдавало горьким и заставляло морщиться. Может, Джилл еще спит? И это лишь горькое послевкусие ее сна? Нет, этого не может быть…. Джиллиан осознавала, что все, окружающее ее, является реальностью, пугающей своими резкими чертами и контрастами по сравнению со сном. Да, она сидит на диване в гостиной, и вино в самом деле было горьким, горьким до такой степени, что душевная «полынь» начала литься бурным потоком через край, овладевая чувствами и мыслями женщины.
Джиллиан встряхнула головой, чтобы выкинуть из головы остатки сонного бреда. Она выпила всего несколько глотков, но почему бутылка на половину пустая? Куда делось остальная половина? «Неужели я увлеклась и выпила этой горечи больше, чем нужно?» - спрашивала себя женщина, вглядываясь в стеклянную фигуру на столе. Бокал был один…. Значит, все-таки она в забытьи не замечала, как содержимое бутылки постепенно уменьшается, а сознание туманится и летит в горькие после вина небеса.
Завтра было главным для Фостер не залиться краской при виде Лайтмана – тот будет до последнего пытаться разузнать причину ее смущения. Опять надо было вести себя, как обычно, под пыткой его пронизывающего взгляда, проникающего в душу и заставляющего ее идти против себя самой. Вновь нужно было строить улыбки, творить самые искусные искренние взгляды…. С Джиллиан что-то происходило в последнее время. Ее не устраивала та расчерченная множеством границ бездна, которая разделяла их с Кэлом. Джилл хотела быть как можно ближе к нему, но это было невозможно – все было определено за них, и нарушить их совместные договоренности означало окончательно сойти с ума. Сойти с ума… Фостер и без этого начала чувствовать, как это постепенно происходит с ней. Нервы женщины трещали по швам – очень часто хотелось забыться, погружаясь на дно бокала, потому что осознание того, что любимый мужчина никогда не будет с ней рядом, сеяло в душе безмерную безнадежность, и любое приближение Кэла к ней, любой многозначительный взгляд в ее сторону заставлял желать забвения все сильнее и сильнее. Джиллиан устала терпеть одиночество, устала терзать себя мыслями, что Лайтман мог быть сейчас с другой женщиной…. Джилл с отвращением поморщилась – горечь усилилась и встала давящим комом в горле. Жалость к себе… «Как нестерпимо жалит жалость к себе, и плачешь на плече…» - она вспомнила строчки из давно забытого стихотворения и натянуто улыбнулась.
«Бред! Всё это – лишь пьяный бред!» - повторила она и, взяв бутылку с пустым бокалом в руку, поежилась от холода (кстати, почему так холодно дома?) и неторопливо направилась на кухню, вспоминая со вздохом обрывки сна. Дверь оказалась слегка приоткрытой, поэтому из щели ужасно сквозило. Джиллиан звучно засмеялась. «Еще не хватало со здравым смыслом окончательно лишиться памяти», - подумала она и кое-как, рукой, в которой держала бокал, закрыла дверь на замок. Еще раз поежившись от холода и проклиная свою слабохарактерность по отношению неожиданно возникшему чувству к другу, Фостер решительно направилось на кухню, чтобы поставить это противное вино в шкаф (тем самым благополучно забыть о нем) и сполоснуть бокал. Витая где-то в осенних облаках, женщина зашла на кухню и застыла в недоумении.
- А ты что здесь делаешь? – выдавила она из себя, обнаруживая сидящего за столом Лайтмана, который к тому же допивал бокал вина.
- Зашел тебя проведать, - пожал плечами мужчина и улыбнулся, скользя взглядом по такому комичному одеянию Фостер. Та все еще стояла с бутылкой вина и бокалом в руках.
- И долго ты тут сидишь? – Джиллиан повысила тон, требуя объяснений. В это время мысли в голове лихорадочно забегали. Что вдруг, если сон – это не сон, а реальность? Но как это узнать? Как ей сейчас себя вести? «Что делать?!!!» - кричало сознание, бросая женщину в мелкую дрожь.
- Я не смотрел на время, - Кэл допил остатки вина и искоса поглядел на стоящую перед ним Джилл, испуганную и до ужаса растерянную. Та в данный момент проклинала все неопределенные ответы на свете, но нужно было что-то предпринимать, выходить из ступора и любым способом найти ответ на терзающий ее вопрос. Лайтман сидел на стуле, вращая в руке пустой бокал, и не хотел помогать Джилл в поиске ответа. Он был в глубокой задумчивости. Серьезен как никогда… Губы поджаты, брови сведены, пустующий взгляд – все признаки умственного напряжения.
- Ты пришел что-то мне сообщить? – поинтересовалась Джиллиан, отправляя бутылку в шкаф и включая холодную воду, чтобы сполоснуть бокал. Она стояла к нему спиной, но не слышала ответа. Вздохи, глубокие вздохи звучали в ответ. Спиной женщина чувствовала, что Кэл хочет что-то сказать, но никак не соберется с мыслями. Фостер поставила мокрый бокал в шкаф и подошла к сидящему мужчине ближе, пытаясь заглянуть ему в глаза. Может быть, именно в этих зеленоватых омутах она найдет интересующий ее ответ?
Лайтман с дрожью вздохнул и почти резким движением посадил ее к себе на колени, крепко обняв за талию. Джилл не ожидала такого развития событий, но решила подчиниться и положить руки ему на плечи. Но удивления все-таки скрыть не могла. Грубый материал его джинсов и кашемировый материал ее пижамы было олицетворением стремящихся другу к другу тел, забывая о том, что их связывала лишь балансирующая на грани дружба.
- Я поцеловал тебя, Джилл. Прости, - слегка улыбнулся эксперт, смотря куда-то в сторону. – Воспользовался твоей сонной беззащитностью…
- Так, значит, это был не сон? – риторически спросила Джиллиан, закусывая губу, чтобы сдержать радостную улыбку.
- Мне чертовски стыдно, - прошептал на выдохе мужчина и припал щекой к ее груди, крепче прижимая к себе.
Джиллиан запустила пальцы в его спутанные волосы и улыбнулась. Она не могла и предполагать, что Лайтман любит ее, что тоже каждую секунду совместного их пребывания борется с собой. За своими переживания Джилл не замечала переживаний Кэла. Вся наука по распознаванию эмоций летела сейчас ко всем чертям, махая на прощание ручкой.
- Я так боялась проснуться. Отчаянно молила о том, чтобы это был не сон, - открыла свои мысли Джиллиан и, повернув нахмуренное лицо Кэла к себе, заглянула в его глаза.
Следующие события не могли сравниться с тайными желаниями этих мужчины и женщины – они превзошли любой сладостный бред по безумству происходящего.
Поцелуй, такой желанный, выстраданный в течение долгих одиноких ночей, соединил их губы, не расставшиеся с горечью выпитого ими вина. Дружба ушла вслед за наукой, но по-английски. Кто заметит ее прощание, если здесь страсть растет на глазах, овладевая двумя телами и не совсем здравыми смыслами. Пьяный поцелуй, отдающий горечью как душевной, так и вкусовой, соединил двух людей, так отчаянно рвущихся друг другу против всех границ, правил и договоренностей. Да и кто сейчас вспомнит о них?
Кэл крепче прижал бедра женщины к своим, не желая останавливаться на достигнутом. Он хотел большего, но это не было проявлением эгоизма – Лайтман видел, как и Джилл стремится к этому, заключая в ответе на поцелуй мольбу о продолжении, но где-нибудь в другом месте. Не отрываясь от ее губ, продолжая их целовать с еще большей страстью, он поднял ее на руки, придерживая за бедра, и, словно пушинку, донес ее до того дивана, где произошел их сонно-реальный поцелуй. Кэл опустил ее на небольшого размера подушку и отпустил ее губы, давая возможность перевести дыхание им обоим.
- Ты уверена в том, что хочешь продолжения? – дрожащим голосом прошептал он, чувствуя, как сердце начинает биться уже не в груди, а где-то в области ушей.
Джиллиан ничего не произнесла, но несколько раз кивнула для убедительности. Мозг отказывался формулировать какую-либо ясную и конкретную мысль. Она подавила стон, когда почувствовала, как руки мужчины скользнули под ее футболку. Напряжение росло – она не могла больше ждать, поэтому на пол самой первой полетела рубашка Лайтмана. Сжимая кожу на его спине, а после царапая ее, Джилл наслаждалась каждым поцелуем, покрывающим ее тело. Окунувшись в аромат мужского одеколона, как в невесомое облако, Джиллиан поняла, что снова находится возле ворот в небеса. Она благодарила этот вечер за то, что уснула так рано, что вино оказалось горьким, что забыла закрыть дверь… Окружающий мир, доставивший ей за всю жизнь столько боли, теперь был на стороне женщины. Он превратил горечь в пьянящую сладость, полную безумства и бреда.
«Он останется со мной…. Здесь…. Сейчас…» - и время снова перестало существовать, превращая в ничто смысл ее запутанных слов.