***
Над усталой от очередного шумного дня Москвой сгущались сумерки. В «Приюте валькирии» было непривычно тихо. Ирке казалось что даже сама тишина звенит от напряжения. Покачиваясь в гамаке, она задумчиво созерцала потолок со стеклянным люком. За окном протяжно выл пронизывающий ветер, изредка обрушиваясь на стенки ваногчика. От осознания собственного бессилия сердито билась в стекло метель. Тяжелые тучи, имевшие нехороший свинцовый оттенок, явно не предвещали ничего хорошего, но быстро проносились куда-то под тугими порывами старикана-ветра, который весь вечер глухо и надрывно кашлял под окнами приюта.
Втайне Ирка завидовала этим тучам. Их свободе, их независимому полету, бессмысленному существованию, отсутствию обязательств. Они не останавливаются на месте, они вечно гонимы ветром и лишь изредка обрушивются несокрушимым войском отважных капель, градин или снежинок на равнодушные города, опутанные электрической паутиной. Ирка чувствовала себя совершенно опустошенной и разбитой. Ей казалось, что ее сознание выжали как мокрую губку, оставив лишь пустоту и какое-то равнодушное желание забыться. Она еще до конца не выздоровела после долгого пребывания в облике волчицы. После окончательного превращения в человека она долго еще не могла привыкнуть к своему телу, сознание некоторое время оставалось волчьим. Все эти дни Матвей ухаживал за ней как за смертельно больной, вероятно помня обещание Таамаг, о том, что будет с ним, если с валькирией что-то произойдет. Иногда его забота напоминала ей черезчур заботливую курицу-наседку, вызывая у Ирки необъяснимое раздражение. Она злилась на него, за тот подстроенный поцелуй, но еще сильнее злилась на себя. Теперь Матвей считал, что он перед ней в долгу и, пытаясь искупить вину, целыми днями торчал в приюте и мозолил глаза молодой валькирии и ее слуге-мазохисту. Своей опекой он уже изрядно достал немногочисленных обитателей «Приюта», и вечеру у Ирки совсем не осталось сил терпеть, и она мягко, но твердо выставила Матвея за дверь, точнее, за люк в полу, а сама осталась наедине сама с собой, если, конечно не считать полоумного Антигона, подвывающего метели в соседней комнате. Устав копаться в себе совковой лопаткой совести, Ирка почувствовала, что ее клонит в сон. За окном в бессмысленном и хаотичном танце проносились снежинки. Молчаливое наблюдение за легкомысленными белыми клочками наступающей зимы, нагло заглядывающими в стеклянный люк, сделало свое дело. Ирка уснула.
Через некоторое время валькирия внезапно открыла глаза, непривычно быстро стряхивая с себя остатки тяжелого, неспокойного сна. Меньше чем через секунду, но все же с возмутительным опозданием все ее тело парализовал необъяснимый страх. Это было животное чувство, но такой ужас не испытывала даже ее волчья сущность. Ирка лежала на гамаке, остро чувствуя в каком неудобном положении заснула, но не могла пошевелиься. Хотела кричать, но не могла даже вздохнуть. Она лежала в полумраке, широко распахнув глаза, словно вбирая зрачками темноту. Сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки, оно билось, словно птица, в клетку ребер, и от этого перехватывало дыхание. Шумело в голове, кроме стука собственного сердца, больше похожего на пулеметную очередь, Ирка слышала, что за окном теперь разыгралась настоящая буря. Люк в потолке замело снегом, окна покрылись ледяным узором, отчего казалось, что за этот короткий период времени вагончик занесло снегом. И лишь ветер яростно бился в стены, а ему, подвывая, помогала метель. Благодаря этому ужасающему дуэту у валькирии создалось хоть какое то ощущение реальности. Приступ начал проходить, но Ирка все еще чувствовала остатки того мерзкого цепенящего ужаса, который словно липкими лапками опутывал ее колотящееся сердце. Все же валькирия нашла в себе силы встать. Свесив ноги с гамака, она почувствовала, как вокгуг ее горячего и слабого ото сна тела с любопытством начал кружиться заблудший в комнату сквозняк. Зябко поежившись, она медленно побрела на кухню, точнее, в соседнюю комнату, куда Антигон притаскивал хаотично наворованнные продукты. Она чувствовала себя совершенно разбитой и слабой, голова кружилась, руки дрожали, ноги подгибались, а в голове неприятным червячком копошилась мысль откуда мог взятсья этот внезапный страх. Недоумевая, она, еле передвигая ноги, вошла на кухню. Интуитивно прокладывая путь в темноте, она решила обойти стол, чтобы в завалах еды отыскать хотя бы пакет молока. Не пройдя и пяти метров, она вдруг почувствовала под ногами что-то липкое и скользкое, а в следущую секунду уже поприветствовала лбом ножку стола. Стол ворчливо скрипнул и немного отъехал, а Ирка, уже поднявшись, начала искать того, кого можно было поблагодариьт за близкое знакомство с кухонной мебелью. Нашарив выключатель, она зажгла свет. Лампочка несколько раз недоверчиво и тускло мигнула, а потом лениво, точно делая одолжение, осветила все помещение. Потирая ушибленный лоб, Ирка увидела, что треть пола, а так же несколько горизонтальных повернхностей самым возмутительным образом заляпаны черничным и, судя по запаху, перебродившим вареньем. Неподалеку безмятежно сопел во сне Антигон, подолжив верную палицу под голову и притянув ласты к груди. Вид у него был такойневинный, что Ирка, которая уже размахнулась, чтобы отвесить этому лентяю пинка, почувствовала укол совести. Приглядевшись к своему оруженосцу, она заметила, что его нос, неопределенной, но явно безобразной формы, за минуту уже несколько раз поменял цвет. Мигнув лиловым, застенчиво засветился сизым, а потом заиграл всеми оттенками фиолетового. Ясно, снова сладкое омерзение. Вздохнув, она беззастенчиво несколько раз ткнула его в бок ногой, на что он, пробормотав нечто невразумительное, попытался тяпнуть ее острыми треугольными зубами, но тот щас чуть их не лишился. Терпение у валькирий было очень ограниченным. Разбуженный кикимор с трудом встал и, покачиваясь, попытался сфокусировать на хозяке мутный взгляд:
-А, проснулась, мерзкая повелительница? А я тебе как раз чай собирался сделать.Только начал искать сахар, а тут банка какая-то...И все...дальше, то ись, ничегошеньки не помню!
Покачав головой, Ирка потянулась в шкаф за хоть какой-нибудь емкостью, куда можно налить хотя бы воды. Зрение подводило ее, пальцы промахивались мимо ручки дверцы. Едва она взяла стакан, как почувствовала, что страх снова ее настиг и прижимает своей тяжелой тушей к самому дну сознания, не давая ни малейшей возможности не то, чтобы освободиться, но даже вздохнуть. Комната исчезда перед ее глазами, мир поплыл, разбиваясь сочными красками и рассыпаясь шумным роем посторонных мыслей. Незвестно, сколько бы это продолжалось, но ее привела в сознание какая-то тупая, далекая, но навязчивая боль. Постепенно приходя в себя, она поняла, что боль усиливается. Теперь Ирка поняла, что в страхе сжала стеклянный стакан и тот, лопнув, кровожадно вонзился ей в ладонь своими стекоянными зубами. Теперь валькирия даже чувствовала подошвой ног тугую вибрацию падающих на пол капель собственной крови. Окончательно очнувшись, она наконец обрела и слух, потому что тот час услышала вопли Антинога, который умчался за бинтами, проклиная себя, свои бакенбарды и свою бабушку-русалку, которая не научила его, олуха, уму-разуму. Трясущимися руками Ирка попыталась вытащить мелкие кусочки стелка из раны, но ей мешала заливавшая руки кровь. Рана была глубокой, но боли Ирка почти не чувствовала. Ей было куда страшнее думать о том, что же с ней происходит. Как только она снова подумала о приступах, Ирка почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, а в глазах появились черные мушки. Память отказывалась служить, теперь валькирия с трудом назвала бы свое собственное имя, но поняла, что ее губы шевелятся. Прислушавшись к своему шепоту, она поняла, что уже минуту называет одно имя – Матвей. Не в силах больше стоять, она опустилась на пол, держа на весу окровавленную руку. Примчался Антигон и с выпученными от усердия глазами, попытался намазать рану зеленкой. Поняв, что затея безрезультатна, внук русалки и водяного от безысходности сам выглушил флакончик с зеленкой, измазавшись до неузнаваемости. Внезапно уши чешуйчатые кикимора повернулись на звук. В соседней комнате хлопнул люк и тотчас Ирка почувствовала сквозняк. В панике заметался Антигон, пытаясь найти свою верную булаву. В процессе он дважды наступил ластами на Ирку и, не заметив этого, помчался искать подходящее оружие. Валькирия безучастно на него смотрела. Ей казалось, что внутри у нее сейчас черная дыра. Все эмоции, мысли, чувства, без следа пропадали в этой дыре, страх иссушил душу. Услышав тихие шаги, она подняла голову и увидела, что в комнату по-кошачьи тихо вошел некромаг. Обведя взглядом комнату, он догадался опустить глаза и замер. Через секунду он был уже рядом с Иркой. В дверях нетерпеливо маячил Антигон, которому в самых мягких выражениях было приказано не мешаться под ногами.
-Ты ранена? Что случилось? Кто на тебя напал? – деловито оглядыя руку спросил он. Он уже уверился, что серьезных увечий она не получила, поэтому можно понапрасну не волноваться. Ирке было трудно поднять голову, она видела лишь его смуглые кисти, которыми он водил вокрул раны, что-то нашептывая. Наконец, найдя в себе силы, Ирка чудовищно медленно подняла глаза. В темных, без блеска глазах некромага читалось недоумение.
-Я..я только...- начала было Ирка, но осеклась. Приглядевшись попристальне, она поняла, что сходит с ума. Она отчетливо видела ауру Матвея, не прибегая к помощи истинного зрения. Его аура была многослойная, очень прочная на вид. Внутри смешиваясь и постоянно меняясь, закручивались несколько цветов. Снаружи ауры был темно-серый, словно панцирь, слой. В нескольких метах были белые короткие полоски, словно старые шрамы. До предела напрягая зрение, валькирия различила под самым верхним слоем ауры темно-зеленое завихрение. Неожиданно для себя она поняла, что это беспокойство. Но ведь внешне Матвей был холоден, как скальпель хирурга. Тряхнув головой, она попытлась избавиться от наважения, но видела ауру Матвея так же отчетливо, как его самого. Причем видение назойливо вертелось у нее перед глазами, мешая Ирке сосредоточиться, поэтому она снова отвела глаза.
-Ир! - валькирия поняла, что Матвей настроен очень серьезно. Так он ее называл только в крайних случаях – с тобой все хорошо? Где ты так поранилась?
Взглянув на руку, она увидела не рану, а уже заживающий шрам, котороый все -таки досадно зудел.
- Все...все отлично. Я просто сильно сжала стакан.- Она не видела причин лгать в такой ситуации.
- Да, я заметил, - съехидничал Багров – почувствовал, что ты меня зовешь, причем настойчиво, как косяк дятлов, сама белая как мел, сидишь на полу, что-то бессвязно шепчешь, взгляд мутный, рука в крови, смотришь на меня странно. Я сгораю от нетерпения. Повествуй.
Боковым зрение Ирка заметила, что он, уютно устроившись в кресле, внимательно смотрит на нее. Осмелившись поднять глаза, она тут же отчетливо увидела его ауру. Только теперь возле самой головы маячило сиреневое облачко, с теми-же темно-зелеными нотками. Пока валькирия соображала, чтобы могли значить такие галлюцинации, сердце, пропустив два такта ,сообщило ей, что это любопытство, чуть-чуть приправленное все тем же беспокойством.
Рассказывая, она поняла, что силы к ней возврящаются, ее голос уже звучал уверенно. Но все же смотреть на Багрова она не решалась. Когда она все же взглянула на него, то увидела что он уставился в пол, задумчиво водя длинным пальцем по краю кружки. Вокруг него был преимущественно бежевый цвет. Ирка уже не пыталась догадаться, что это такое. Она знала,что через секунды сердце ей само подскажет. Так оказалось и в этот раз. Замешательство. И тут вмешался Антигон, который, конечно же, нагло подслушивал:
- Мерзкая хозяйка...простите болвана! Я должен был раньше сказать...это все сладкое омерзение! Позвольте я запытаю себя утюгом, я негодный слуга!-запричитал он, порываясь допрыгнуть до ручки шкафа, где, по его мнению должен никогда не имевшийся утюг.
- Потом себя накажешь. Если что, обращайся, подскажу какую пытку выбрать, - ловко поймав кикимора в полете за ласты, обратился к нему Матвей.- А теперь выкладывай все и, желательно, по порядку.
- Мерзкая хозяйка, вы же одиночка! У вас, то ись, дар - то особенный! Только у вас могут воплошаться 2 сущности – лебединая и волчья. И каждая из них способность имеет свою. Волчица позволяет тебе сквозь стены проходить, а лебедь-тихоня – мысли то бишь читать! – голосил кикимор, безжалостно подвешенный кверху ногами.
- Я...я..теперь телепат? – ошарашенно, ни к кому не обращаясь, в пустоту произнесла Ирка.
- Не теперь! Ты была им всегда, гадкая повелительница! После того как ты промаялась в теле волчицы-то несколько суток, ты сблизилась с волчиным сознанием...вот дар -то и проклюнулся!- синея, прохрипел Антигон.
- Матвей, отпусти его!- попросила Ирка, потирая виски. Попросила и тот час пожалела. Некромаг , как всегда, выполнял просьбы буквально. Антигон камнем рухнул вниз, обрушивая на голову Багрова страшные проклятья.
- Ну что, рада теперь, что будешь мысли мои читать?- усмехаясь спросил Матвей. Аура его опять выдала. За внешним спокойствием, и бесстрастием таилась та же темно-зеленая тревога.
- Надо больно! Делать мне нечего, как твои пошлые мыслишки подсматривать!-буркнула Ирка, радуясь, что не догадалась сказать Матвею, что все получается само собой.
- Вот и хорошо! Раз уж я пришел, может угостишь меня хотя бы чаем?-изогнутая бровь Багрова и снисходительная полуулыбка совершенно не сочетались с нежно-голубым чувством облегчения, зеленым – спокойствия и розовым – симпатии, которые его выдавали с головой, оказавшись под самым верхним слоем его «непробиваемой», как он сам считал, ауры..
|
