* * *
Семнадцать лет прошло. Не так много для Иных, но всё-таки – годы и годы… А будто вчера всё случилось.
…Две девочки-компьютерщицы, непосредственные подчинённые Антона Городецкого, весело шли на работу. Причём, зная, что начальник сегодня всё ещё в отпуске, шли они часам к одиннадцати, нога за ногу, и хихикали.
На вахте их позднее появление не вызвало не только недовольства, но даже удивления. Охранник просто сказал им:
– Добрый день, барышни, за ключами ходить не трудитесь, их Антон Сергеевич ещё в восемь утра взял!
– Оп-па! – сказала одна из слабеньких волшебниц другой. – У нас что, аврал?
– Какой аврал, сегодня детский праздник! – усмехнулся вахтёр. – Дневной Дозор рвёт и мечет – Великий Иной от них ускользнул!
– А почему тогда…
– Да кто его знает, вашего Городецкого? Смурной он какой-то был, ну да это его дело… А работать сегодня грех, девочки!
…Шеф сидел за своим компьютером, вперив невидящий взгляд в монитор. На экране – девчонки видели от дверей – красовалась большая фотография инопланетной гостьи. Впрочем, слово «красовалась» здесь явно не подходило – девичье лицо было заключено в аккуратную траурную рамку, и через угол фотографии тянулась такая же, на компьютере нарисованная, чёрная ленточка… Перед монитором стоял наполненный стакан, накрытый чёрной краюшкой. Второй стакан был у начальства в руке.
Антон Сергеевич с усилием повернул голову в сторону двери и сказал как-то чрезмерно отчётливо:
– Девочки, добрый день. Занимайтесь своими делами, не обращайте на меня внимания. Я есть – но меня нет…
…На другом этаже по коридору скакала Катя-Тигрёнок, скакала так, словно уже перекинулась в хищную кошку. Но не превращалась она, видимо, из желания кричать:
– Е-е, мы их сделали, ура!!! Равновесие вернулось!
– Катерина!
Чей-то голос заставил Тигрёнка зависнуть в воздухе и тут же тихо сползти по стене. Перед девушкой стоял Борис Игнатьевич собственной персоной.
– Шла бы ты в спортзал, что ли… Ведёшь себя, как… Во-первых, тебя там близко не было, а во-вторых… Ира развоплотилась! А ты скачешь, как дикая коза!
– Как развоплотилась? – Катя сжала руки и переплела пальцы. – Почему? Что они с ней сделали?
– Много чего, – вздохнул Пресветлый и пошёл дальше по коридору.
…Через некоторое время Гесер материализовался в компьютерном отделе и спросил от порога, с хорошо разыгранным недоумением:
– Антон, а ты что здесь делаешь? Я же тебя до завтра отпустил! – поглядел на экран с фотографией, на стакан, покачал головой и обратился к подчинённым Городецкого: – Девочки, вы же всё равно не работаете – пойдите, проветритесь!
Барышни переглянулись и исчезли, мигом прошмыгнув мимо самого главного начальника Ночного Дозора.
Борис Игнатьевич пересёк комнату и встал за спиной у своего сотрудника:
– И почему водку пьянствуешь на рабочем месте?
Антон молча указал глазами на монитор – дескать, неужели вы не понимаете?
– И нечего мне здесь! – Гесер на миг встретился взглядом с наивными, широко распахнутыми Ириными карими очами на фото и аж зажмурился. – Сам во всём виноват, как с тобой это обычно и бывает. Столько фигни на квадратный метр, как с тобой, у нас в Дозоре ни с кем не происходит! То ты мексиканский сериал устраиваешь Тёмным на радость, то у тебя свадьба, то поминки…
– Борис Игнатьевич, если вы будете издеваться – я вообще уйду из Дозора.
– Ну и иди, скатертью дорога! Оперативник из тебя никакой, а компьютерщиков таких, как ты, по Москве тринадцать на дюжину! А в провинции ещё того больше! – Гесер отобрал у Городецкого стакан, подул на него и протянул снова Антону: – Вот выпей, стань похож на приличного Иного и пиши заявление!
Ни выпить, ни даже взять зелье трезвости Городецкий не успел. По коридору быстро простучали каблучки, и в комнату вихрем ворвалась Светлана:
– Как же вам не стыдно, Борис Игнатьевич!
– А тебя я вообще сюда не звал… – начал было Гесер. Но Света уже отодвинула его локтем, сама встала за спиной у Антона, обняла его, прижала к себе… На Пресветлого она при этом смотрела такими глазами, будто была кошкой, у которой собираются отобрать котёнка. А вот с Ирой на мониторе Светлана обменялась совсем уж непонятным взглядом. Что-то в нём было такое, чего ни один мужчина никогда не поймёт…
Всех этих сложностей Городецкий, разумеется, видеть не мог. Закрыв глаза, он прижался к Свете. От неё исходило бесконечное тепло, ласка её была почти материнской. И… то ли ему показалось… то ли вправду стало легче.
– Да ну вас обоих! – Борис Игнатьевич поставил стакан на стол, махнул рукой и вышел из комнаты. В голове у него уже шла работа, он мысленно смахивал фигуры с шахматной доски и быстро-быстро расставлял их заново… – Победа, тоже мне! Покидались атомными бомбами – теперь опять, как всегда, переходим к мышиной возне… Посмотрим, что мы сможем сделать при ТАКОЙ расстановке сил…
* * *
Это было продолжение того жуткого дня, который начался ночью. И, конечно, Светлане далеко не сразу удалось отогреть Антона. Она просто была – глядела на него и ни о чём не спрашивала. Просто была – совсем не далёкая, не заоблачная, а близкая и родная…
Они оба тогда помогли ему, Городецкому, хоть и действовали поврозь и сердились один на другого, – Гесер, который на него кричал, и Света, которая его жалела… Никто не пытался ему доказывать, что все кругом «враги и интервенты», а он сам ни в чём не виноват. Светлана всего не знала, да и не узнала никогда. Борис Игнатьевич знал всё и даже больше. Про кухню в крови, которая ни в какую не хотела отмываться ни обычными, ни магическими способами и следы от которой будут видны в сумраке ещё много-много дней. Про непонятно как написанную Антоном объяснительную для найдинской конференции Светлых. И то, какие глаза стали у несчастной Бабани (чего не знал Городецкий, а если и видел – то лишь в кошмарных снах)… И ещё то, что сам он, Пресветлый Гесер, чего-то недопонял и не так рассчитал – а впрочем, это уже неважно. Разумеется, про заявление об уходе из Дозора больше и речи не было. Траурное фото с монитора исчезло через сорок дней. Немного раньше этого срока кто-то видел в офисном коридоре, как Света и Антон шли, взявшись, как маленькие, за руки. Впрочем, это вполне могло быть слухами. Равно как и легенда о том, что Великая Светлая кодировала Городецкого от пьянства…
Дальше было ещё много всякого. Свадьбу играли очень не скоро. Оперативник из Антона со временем всё же получился, и даже не «никакой». А Светлана из Дозора ушла, чтобы не колоть глаза мужу своими превосходящими способностями… Все поражались, как она не взбесилась за столько лет дома. Но Света выходила из себя только в тех случаях, когда ей казалось, что опасность грозит её семье. У них с Городецким действительно родилась девочка Надя, которой было предначертано стать величайшей из великих Светлых. То есть, если быть точным, это Светлане судьба назначила стать матерью такого удивительного ребёнка… Пока девочка была просто ходячей радостью с бросавшимися в глаза способностями…
Что касается другого удивительного ребёнка – Егора, который по документам не Антонович – то его потеряли из виду оба Дозора. Видимо, он и впрямь выбрал жизнь обычного человека, и уже никто и ничто не могло изменить его решения. Официальная версия Ночного Дозора гласила, что именно за это отдала свою Силу сумраку и развоплотилась инопланетная девушка, тринадцатая валькирия, найденная Антоном Городецким в Интернете и приведённая в контору на правах «варяга». Интересно, знал ли правду кто-нибудь, кроме самого Антона, Гесера да ещё Матвея Багрова, серого мага, вернувшегося к себе на Найду и бывшего фактически крёстным Егора? Вообще-то Завулон, шеф Московского Дневного Дозора, тоже, подобно своему коллеге-врагу, имел обыкновение знать больше, чем надо, и даже странно, что его подручные не появились тогда на крыше дома, где жил Городецкий…
И всё шло, как всегда оно идёт в мире Иных, под сенью Договора… Работы было столько, что времени на посторонние мысли не оставалось совершенно. А домой к себе Антон всегда шёл как в кондитерскую – для него, Иного, это сравнение означало не только бесконечную сладость и радость, но и подпитку энергией. Он сильно надеялся, что не одностороннюю. Вообще ему, его жене и дочери было всем вместе хорошо, и тень Иры никогда не омрачала их семейного очага.
Но иногда он всё же её видел. Не просто вспоминал, не просто ощущал, входя в сумрак, незримое её присутствие, развеянные повсюду частички её души… а именно видел. Случались изредка такие минуты и часы, когда можно было сидеть у себя в кабинете и ничего не делать… Вот тогда могло произойти одно из двух. Либо из совершенно не-Иновского скринсейвера с летящими звёздами ни с того ни с сего выглядывало знакомое смеющееся лицо… либо Городецкий сам до боли в глазах вглядывался в этот сверкающий космос. Подолгу, если была возможность – по полчаса кряду. А однажды даже допустил варварское обращение с техникой – взял и написал пальцем на экране монитора: «Ира». Но ждать пришлось всё равно долго, как и всегда. Она являлась, не было случая, чтобы она не пришла – но недовольная, что её потревожили, словно бы даже заспанная… Однако если пообщаться хотелось ей – это случалось исключительно в такие минуты, когда Антон о ней даже не вспоминал…
Разговоры у них всегда выходили странные, и совсем не тем, что происходили мысленно.
«Отпусти!» – каждый раз просила потревоженная сторона.
«Не могу, ты же знаешь…»
«А где была твоя радость, когда мне хотелось тебя увидеть?»
«Да мы же всегда с тобой в противофазе… Так похожи – и никогда не совпадаем. Наверное, из-за этого всё и получилось так, как оно получилось…»
Дальше могло быть с вариациями. Когда-то давным-давно Ира поведала, что оказалась после смерти в небесном воинстве, у престола Создателя, как те валькирии, что не родились людьми.
«Ой, а Бога ведь нету!» – мысленно удивился Иной.
«Вот с твоим анамнезом, Городецкий, только ещё богохульствовать! Хотя стань ты святошей – было бы гораздо хуже и противнее… А вообще смешно: я уже здесь, а ты ещё там, и ты мне так уверенно заявляешь, что есть по ту сторону и чего нет… Смешно – и страшно. Ведь будет каждому по вере его, Антон… Мне сталось по моей, и я отсюда охраняю твою Надюшку…»
«Ира, Свет с тобой, кто, кроме тебя, мог бы вот так… Нет слов!»
У них никогда не получалось ни излияний, ни какого-то обмена новостями… Немножко подколок, сдерживаемые эмоции.
«Позовёшь ещё?»
«Не знаю…»
«Я знаю. В следующий раз позову я…»
«Стоит ли? Отпусти…»
«Не могу, ты же знаешь…»
Всё обрывалось неожиданно, даже не всегда потревоженная сторона успевала сослаться на занятость по работе… И оставалась только тишина и – по крайней мере, у Городецкого – головокружение, как после наркоза. На пару минут, а потом затягивал привычный водоворот… И после не снилось это Антону, не тревожило, и вообще всё это случалось достаточно редко.
Один-единственный раз застал своего заместителя по кадрам за игрой в гляделки с монитором Пресветлый Гесер:
– Ау, Городецкий!
Антон вздрогнул. Так любили к нему обращаться в найдинской конференции Светлых – пока не вкатили участнику под ником «Иной33» бессрочный бан…
– Ты меня слышишь вообще?
– Да, Пресветлый.
– Тогда запомни: если ты говоришь с Богом – это вера, а если Бог говорит с тобой – это уже шизофрения.
– Борис Игнатьевич, а правда, что Бога нет?
– Не знаю, Антон. Знать буду, когда помру… Но не надейтесь: в ближайшие лет триста я этими глупостями заниматься не собираюсь!
– Сплюньте. А правда, что «будет каждому по вере его»?
– Не знаю! Что ты, в самом деле, как будто тебе пять лет? Наденька дома озадачила?
– Нет. Она и слов-то таких не знает…
– Ну и хорошо. Света у тебя женщина рассудительная, когда за тебя и дочку не переживает… Так что и ты давай подтягивайся. Сейчас тебе задач нарежу…
– Спасибо, Борис Игнатьевич, буду искренне рад!
…Вот так, всего однажды, вся ситуация вызвала у кого-то тревогу. Да только годы шли, и как-то всё сильнее вспоминалось…
«Ира, что-то мы чаще стали беспокоить друг друга…»
«А что ты хочешь, Антон? Темнее всего – перед рассветом! Сейчас идут семнадцатые годовщины нашего знакомства, наших первых разговоров в «Аське»… Почти как теперь…» – валькирия горько рассмеялась.
«Да, правда… Значит, скоро заканчивается тот срок, на который мы были повенчаны разбитым блюдом. Может, после этого дня нам наконец удастся стать друг от друга свободными…»
«Я как раз об этом и говорю. Только вот скажи честно, положа руку на сердце: хочется тебе, чтобы это было так?»
«Нет. Нет. Нет!»
«Вот и мне совсем не хочется… Господи, Антон, куда же мы идём и что с нами будет?»
«Боюсь, что ничего хорошего… Я Светом клялся тебя защищать – а что вышло?»
«Это мы уже сто раз обсуждали! Могу повторить в сто первый: то, в чём ты клялся, ты исполнил. Матвею Багрову я не досталась. Другое дело, что не получается тебе стать моим прошлым, а мне твоим…»
«Да, Иринка. То, что должно бы нас разлучить, – соединяет нас только крепче. Может быть, в самом деле – это перед финалом? Перед пустотой? Перед тем, как станет всё равно?»
«Перекрестись! Тебе нельзя так говорить, у тебя семья! Всё, не зови меня больше!»
«Ты правда этого хочешь?»
«Нет. Нет. Нет…»
* * *
– Не плачь, Надя, пожалуйста, не плачь! Все когда-нибудь умрём…
Пресветлый Гесер неловко гладил по голове рыдающую четырнадцатилетнюю девочку. Её мать стояла тут же, с окаменевшим от горя лицом, в котором не было ни кровинки.
Все они находились в кабинете Городецкого. Сгрудились за спинкой его опустевшего кресла. Еcли смотреть через сумрак, то можно было увидеть самого Антона, с неестественно запрокинутой головой и навеки застывшим взглядом.
– Как это случилось? – без всякого выражения спросила Светлана. – Он сам решил развоплотиться?
– Нет, – покачал головой Борис Игнатьевич. – Я зашёл… а он тут… сидит… У него сердце остановилось, Света. Я ему глаза закрыл… И потом, пока вам сообщал, тело истаивало… Нет, это не самоубийство. И не убийство.
– Всё равно это враги! Интервенты! – захлёбывалась слезами Надя. – Они показали моему папе что-то страшное! Прямо через компьютер, а-а-а!
– Ну что ты, Наденька, какие ещё интервенты? – брови Гесера поползли вверх.
– Инопланетные! Она гадина, она кикимора болотная, у, чтоб ей пусто было!
– Кто кикимора?
– Да эта… Ирхен! Сама не может после смерти упокоиться и ещё другим мешает! Я её чувствую, стерву такую!
– Надежда, возьми себя в руки! – мать прикрыла ей глаза ледяными ладонями. – Ира Энгельгардт – никакая не кикимора, она жизнь отдала, чтобы мир не рухнул во тьму…
– Мама, ты что, слепая?! Она тебя вдовой оставила, а ты её ещё защищаешь! Такие вот чересчур Светлые – хуже любых Тёмных! Они мир под себя ломают! – Надя прицельно плюнула в монитор, и он превратился в пыль.
– Я тебя сейчас свяжу! – пригрозил Пресветлый. – Ты ведь про себя это сказала! Ну, нагородили вы, одно слово – Городецкие! Сумасшедшая семейка!
– Борис Игнатьевич, мама, правда же, мы им всем ещё покажем?
– Покажем, Надя! Только не совсем тем, кому ты думаешь… Света?
– Я никому не хочу мстить. И тебе, Надя, не разрешаю. Я просто встаю в строй. А если она была, эта мина замедленного действия, если я её проглядела – то теперь ничего уже не изменишь…
– Света, ты бы хоть заплакала, что ли, а то прямо страшно…
Гесер смотрел на двух великих волшебниц. Беспощадные. Абсолютно беспощадные. Когда-то он делал ставку только на одну такую. Сейчас карты легли так, что Дозор получил сразу двух. Жаль, конечно, что такой ценой – ведь только недавно полтинник отмечали Городецкому, разве это возраст для Иного? Но что уж теперь… Наверное, Антон Горемыка сделал для Света всё, что мог. Недаром, когда стало понятно, что их со Светланой не разобьёшь – стало возможным и подкорректировать судьбу молодой волшебницы. Чтобы главное её предназначение оказалось в материнстве, в воспитании величайшей Светлой…
А всё-таки дети Городецкого сильно похожи между собой. Что один, бывший Тёмный, ныне серый или нейтрал, что вторая, Абсолютная Светлая – оба нетерпимы и упёрты… И даже стрижки одинаковые – у тогдашнего Егора и у сегодняшней Нади. Пресветлому мельком подумалось: хорошо хоть Ира не успела от Антона забеременеть… Третьей такой бомбы мир не выдержал бы…
* * *
Антон Городецкий открыл глаза и тут же рассердился неведомо на кого:
– Ну сколько раз просил: не ставьте на «рабочий стол» никаких картинок, тем более анимированных! Они и память жрут, и в глазах от них рябит…
Непонятное фиолетовое существо с ярко-оранжевым брюхом фыркнуло, дёрнуло игольчатой спиной и ткнулось холодным пятачком в руку Иного:
– Мы – анимация?!
Городецкий вздрогнул и сел. Как выяснилось, под ним была трава, и достаточно густая.
– А кто же тогда? – спросил он у диковинных существ.
– Свиноежи мы! Братья твои по разуму, Антон свет Сергеевич!
– Ну допустим. Но хотя бы какой это слой сумрака? Вроде я на всех бывал…
– Это не из той оперы. Ты покойник, Городецкий, понимаешь?
– Так там, где покойники, я тоже бывал, их должны были отпустить, позволить им перестать быть… Вы что, теперь вместо них?
– Да нет… Ты попал в то место, где ты заслуживаешь находиться. Поживёшь здесь лет двадцать-тридцать-сорок – станешь таким же, как мы… Да не бойся, мы не вредные, мы здесь весело живём!
– А… Ира? Хотя откуда вы можете знать…
– Ира у престола Создателя, как она тебе и говорила. Далеко… высоко… тебе туда не добраться.
– По дороге тебя слопают святые! – съехидничал другой свиноёж.
– Оставайся, мальчик, с нами, будешь нашим королём! – запищали все нелепые создания разом.
– Ох, – сказал Антон и обхватил колени руками. – Может, конечно, так мне и надо… Но только… Ира. Я её чувствую. Ей плохо.
– Конечно, плохо. Семнадцать лет прошли, мина взорвалась. У тебя остановилось сердце, и ты попал сюда. Ей проще, она уже один раз умирала. Но твоя Надя, которая у неё под защитой, её прокляла. Насколько могла проклясть Светлая.
– Свет и Тьма… И опять я во всём виноват!
– Тарелку, конечно, бил не ты, но повод-то дал… И отпустить не смог. Или не захотел.
– Но теперь-то хоть могу я что-то исправить?
– Поздно уже! – заголосили было свиноежи. Но тот из них, кто первым заговорил с Городецким, встряхнул иголками, издавшими почти кастаньетный треск, и все затихли.
– Ну что, – изрёк этот, главный по-видимому, зверь, – дать тебе ещё шанс, Антон свет Сергеевич? У тебя, понимаешь ли, две судьбы, два предначертания, и оба стали частью твоего сердца. Но одно из них ты исполнил. Худо ли, хорошо ли – но Светлана и Надя остались за твоей спиной. И скажу по секрету, что твой шеф этим весьма-таки доволен. Тебя в очередной раз разменяли на более крупную фигуру. Но твоя вторая судьба, пожалуй, полностью не свершилась. Коли не смогли вы забыть друг друга и не захотели, чтобы всё это закончилось… Ну что, братья свиноежи, дадим шанс Городецкому?
Копытные, колючие и пятачкастые долго галдели. Наконец большая часть существ втянули иголки, от чего стали похожи на кабанчиков ежового телосложения.
– Это означает «да», – подытожил главный свиноёж. – Ладно, Антон свет Сергеевич, ты стал бы украшением нашей стаи, ну что ж… Иди, ищи своё счастье!
– А… куда идти?
– А вот тут мы тебе не советчики. Игры многоуровневые проходил небось не раз? Значит, разберёшься.
– Играть никогда не любил, но разберусь. Слушайте, а вы все тут… тоже…бывшие Иные – или кто?
– Это тебя не касается, Городецкий. Что там тебе говорила во время оно бедная девочка про твою прямую и ясную дорогу? Ищи вот!
– Много знаете… колючие! Ладно, спасибо и на том…
* * *
ПОНРАВИЛОСЬ?КАЧАЙ ПРОДУ!
|
