НАЗВАНИЕ: Непроверенные препараты
АВТОР: Marina_ri
БЕТА: фаргаш
ГЛАВНЫЕ ГЕРОИ/ПЕЙРИНГ: Грегори Хаус/Джеймс Уилсон
РЕЙТИНГ: NC-17
КАТЕГОРИЯ: slash
ЖАНР: попытка стеба, но romance взял верх
ВРЕМЯ: 5 сезон, после 10 серии
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: Уилсон, как обычно, накачал Хауса
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: несу полную ответственность за весь медицинский бред и любые ляпы
ОТКАЗ: всё принадлежит Дэвиду Шору и Хью Лори.
Дверь в кабинете Джеймса Уилсона была светло-коричневая, отполированная до гладкости. Долгое изучение фактуры материала привело хозяина кабинета к уверенности, что это действительно натуральное дерево, а не пластик.
Хотя, если быть честным с самим собой, Уилсон понимал, что с того расстояния, на котором находится его стол, и с того места, где он сидит, разглядеть рисунок на двери невозможно. Особенно при его не слишком хорошем зрении.
Нет, он вовсе не кидал на дверь поминутные взгляды и не ждал вторжения. День был довольно удачным, на поздний вечер не осталось никаких неотложных дел, однако смутное беспокойство удерживало Уилсона на месте. С обеда его дверь ни разу не подверглась нападению, а это было странно.
Впрочем, карту пациента в самом деле нужно заполнить, раз уж взялся. Таким образом, он все равно оказался застигнут врасплох.
Теоретически деревянная дверь с уханьем отворилась и треснулась о стену.
Устало прикрыв веки, Джеймс Уилсон привычно сказал невозмутимым голосом:
- Хаус, я занят. И видимо, бесполезно тебя предупреждать, что Кадди вычтет из твоей зарплаты за ремонт моего кабинета, если ты не прекратишь портить здесь стены.
- Доза! Какая была доза?! – Хаус пнул дверь тростью, и она с грохотом закрылась. Уилсон медленно поднял на него взгляд. Хаус стоял возле стола и нервно постукивал тростью по полу.
- Ты сейчас о чем, Хаус?
- Ты отлично знаешь, о чем я! Сколько этой дряни ты мне подсыпал?! – Хаус был не на шутку вздрючен, тяжело дышал и, что странно, смотрел куда-то за плечо Уилсона, а не буравил его возмущенным взглядом.
Уилсон захлопнул карту и потер переносицу.
- Забавно, Хаус. Ты продолжай говорить, и не исключено, что в конце концов я пойму, о чем ты. Наверное, осталось недолго.
- Уилсон, я ни за что не поверю, что это не ты! Все началось через полчаса после нашего обеда.
Хаус ручкой трости пододвинул к себе кресло для посетителей и сел, плотно сжав колени.
- Признавайся, какую дозу афродизиака ты мне подсыпал, и ответь, ради своих бедных умирающих детишек, ПОЧЕМУ ТАКУЮ БОЛЬШУЮ?!
Уилсон усмехнулся, откинулся на спинку кресла и перестал отпираться.
- Ну, как врач, выписывающий тебе викодин, я знаю твою медкарту и осведомлен о проблемах с преходящими нарушениями функций мочеполовой системы. Я решил, что одна доза ее не взбодрит, поскольку ты уже все основательно угробил, и подложил двойную.
- В мой кофе? – Хаус тоже откинулся назад, положил трость на плечи, как гимнастическую палку, зацепил ее по краям руками и свесил кисти.
- Нет, Хаус, в мой сэндвич, – Уилсон уже улыбался во весь рот, а Хаус стал еще мрачнее.
- Ты идиот, Уилсон, я тебе об этом говорил?
Уилсон пожал плечами и попытался вернуться к работе.
- Э, нет, так не пойдет! Ты вообще соображаешь, что натворил?! У тебя когда-нибудь была эрекция полдня?
- Да, Хаус, и это называлось пубертатным периодом. Уже поздно, я уверен, что ты найдешь, как решить свою проблему. Мне надо закончить здесь кое-что и пойти уже домой, скоро одиннадцать.
- Ну… один раз я нашел, как ее решить, вспомнив прыщавую юность и подрочив в больничном туалете, – Уилсон попытался представить молодого прыщавого Хауса, но у него не вышло.
- Знаешь, что случилось после, Уилсон? ЭТО НЕ ПОМОГЛО! Стояк вернулся через пятнадцать минут после эякуляции. Поэтому я хочу немедленно знать – что это была за дрянь?! Виагра бы не дала такого эффекта.
- Ладно, Хаус, ладно! Я скажу, и ты тут же пойдешь домой, договорились?
- Я не веду переговоров с отравителями, Уилсон, так что тебе в любом случае придется сказать, что это было.
Уилсон потер шею, встал из-за стола и стал расхаживать по кабинету. Хаус следил за ним, запрокинув голову.
- Ну… это экспериментальное лекарство, уменьшает скорость распространения метастазов при раке яичек, но если у человека нет рака – она дает именно такой эффект, который ты наблюдаешь с обеда. У этой штуки еще нет названия.
Хаус опустил трость вниз, оперся о нее подбородком и прикрыл глаза. Уилсон сел на диван и ослабил узел галстука. Тишина, повисшая в кабинете, начинала раздражать его, но он поклялся, что ни за что не заговорит первым. Хаус хрипло втянул воздух и громко сказал:
- Ладно, последний вопрос: ЗАЧЕМ???
- А ты сам не догадываешься, Хаус? Поразительно, как ты глупеешь, стоит крови отлить от мозгов в другое место…
- Кадди? – Хаус развернулся вместе с креслом к Уилсону и теперь бросал на него исподлобья мрачные обжигающие взгляды. - Ты надеялся, что если у меня простоит достаточно долго, я ворвусь в администрацию и изнасилую главврача на офисном столе? Или помчусь на мотоцикле к ней домой и трахну ее в прихожей? Кстати, ты пробовал когда-нибудь ездить на мотоцикле со стояком? Не советую, Уилсон, талантливый ты наш онколог…
- Ну-у-у… - протянул Уилсон, - вообще-то да. План был такой. Но, как я понимаю, раз ты здесь – он не сработал. Кстати, почему ты здесь? Раз уж ты не решился завести роман с Кадди, - тут Хаус фыркнул, - почему бы не снять проститутку?
- Потому что, Уилсон, - почти прорычал Хаус, - я НЕ ХОЧУ проститутку!
- Ба! Что же с нами случилось? Может, тебе нужно одолжить денег на это мероприятие? Пятьсот баксов не сильно увеличат твой долг.
Хаус резко вскочил и захромал по кабинету туда-сюда. Уилсон откинулся на диване и, сцепив на затылке руки, наблюдал за его метаниями.
- Я точно знаю, как решить мою проблему, Уилсон! Не надо от меня теперь откупаться. Ты начал эту дебильную игру – ты ее и закончишь! – Хаус остановился напротив Уилсона, который изо всех сил старался выглядеть независимо и насмешливо.
- Уилсон, ты со мной переспишь!
Уилсон, мигом растеряв все напускное спокойствие, ответил так тихо, что Хаус наклонился к нему, чтобы расслышать:
- Даже отвечать не хочу на этот идиотский вопрос… - Уилсон вскочил с дивана и теперь стоял, глядя Хаусу прямо в лицо и с ужасом наблюдая хищную решимость в его синих глазах.
- А я тебя не спрашиваю, Уилсон. Я тебя информирую. Ты со мной переспишь.
- Знаешь, в некоторых странах есть традиция, при которой сексом занимаются по обоюдному согласию участвующих сторон. А в противном случае это называется изнасилованием, и людей за это сажают в тюрьму! Вряд ли там будут поощрять твое пристрастие к викодину, Хаус…
Но Хаус, казалось, не слушал. Он, хромая, надвигался на Уилсона с маниакальной решимостью в глазах. Уилсон выставил вперед руки, пытаясь отодвинуть проклятого коллегу, но Хаус толкнул его в грудь. Уилсон упал на диван, Хаус плюхнулся рядом с ним и замер, глядя на свои руки, сжимающие трость.
Уилсон удивленно уставился на него, сбитый с толку такой молниеносной переменой в настроении и поведении друга. Хаус пялился на руки, опустив голову, и Уилсон тоже скосил глаза на его кисти. Костяшки левой руки были сбиты в кровь, ссадины свежие, не затянувшиеся. Джеймс покачал головой:
- Хаус… Что это было? И что с рукой? Перепутал стену своего кабинета с боксерской грушей? Хотя ты и бокс – вещи мало совместимые … Ау, так и будешь сидеть здесь? Если инцидент исчерпан, я пошел домой… - Уилсон попытался встать, но Хаус неожиданно быстрым движением схватил его за руку и дернул вниз. Уилсон послушно сел, а Хаус вернулся к созерцанию своих конечностей.
- Хаус… Ну дай хоть посмотрю. Спасибо, что не попытался раздробить кости, как несколько лет назад, – Уилсон потянул на себя руку Хауса, не обращая внимания на сопротивление, и рассмотрел ссадины. Рука была сухая и очень горячая. Оценивая повреждения кожи, Уилсон проклинал себя за чертову шутку и мысленно умолял Хауса открыть рот и уже что-нибудь сказать. Длинные музыкальные пальцы Хауса подрагивали, словно намечали какую-то мелодию на клавишах фортепьяно. Исподтишка покосившись на друга, Уилсон понял, что Хауса всего слегка трясет. Он покачал головой и отпустил пылающую ладонь.
- Давай забинтую, быстро заживет, если не расковыряешь, – Хаус отрицательно покачал головой, и наконец повернулся. Вид у него был серьезный и сосредоточенный, он рассматривал лицо Уилсона, словно художник, которому заказали портрет. Уилсон поражался, как удивительно много может вместить взгляд Хауса: за доли секунды выражение глаз сменялось с восхищенного на решительное, а затем возвращалось к беспокойному, даже затравленному, тут же глаза становились непроницаемыми, и Уилсон не мог опознать эмоцию, владеющую Хаусом в этот момент.
На какую-то секунду Уилсону показалось, что Хаус его поцелует, но тот лишь слегка наклонился в его сторону, и ничего не произошло. Уилсон резко встал и отошел на безопасное расстояние. Переплетя руки на груди, он смотрел на Хауса, закинувшего голову на черную спинку его любимого дивана и смотрящего теперь в потолок.
- Хаус, я не знаю, что это был за идиотский розыгрыш, но ты ведь в курсе моей ориентации, да? Три брака, Эмбер – эти факты тебе ни о чем не говорят?
Не опуская запрокинутой головы, Хаус сообщил потолку:
- Один раз – не пидорас…
Уилсон аж захлебнулся от возмущения. Но Хаус снова уставился на свои разбитые костяшки с потерянным видом, и сердце Уилсона вдруг защемило от странных мыслей: что же это за гребаное одиночество, когда скорее придешь к лучшему и единственному другу решать проблему эрекции, чем хоть к какой-нибудь женщине? Уилсон разглядывал сжатые губы Хауса, носогубную складку, ресницы на опущенных веках, темные с проседью волосы, не помнившие расчески, вечную щетину, тоже частично седую… И, разлепив губы, он заговорил, сделав шаг обратно к дивану:
- Хаус, тебе не кажется, что я и так слишком многим для тебя жертвую? Черт побери, да я ради тебя вернулся в этот чертов госпиталь, наперекор всем моим решениям и потребностям! Эта дурацкая дружба уже все соки из меня высосала…
Хаус встал с дивана и снова заговорил, приближаясь к Уилсону.
- Ради меня ты вернулся? Ради МЕНЯ? Уилсон, ты можешь врать себе сколько угодно, но прекрати врать мне! Ты однажды позволил себе быть искренним, признавшись, что только со мной тебе и бывает хорошо, и вот теперь снова залез в эту раковину! Выметайся оттуда немедленно, Уилсон!
- Черт, Хаус, я не вру тебе, не вру себе! У меня только и осталось, что эта ненормальная дружба, а ты хочешь перевести все на такие рельсы, с которых будет путь только в пропасть! И все из-за глупой шутки… Я не думал, что ты не в состоянии справится с… с…
Хаус был уже очень близко. Наступая на Уилсона, он загнал его к самой двери и теперь наклонялся к его губам.
Поцелуй был сухим, горячим и колючим. Казалось, что во рту Хауса не осталось слюны. Уилсон ответил на поцелуй из каких-то подсознательных медицинских соображений: если слюнные железы не работают, потрескается слизистая. Хаус целовал его не обнимая, уперев руку в дверь над головой Уилсона. А когда оторвался, на его лице расплывалась торжествующая ухмылка, которую так ненавидел Уилсон. Она-то и привела его в чувства. Он поднырнул под рукой Хауса и, подойдя к столу, начал собирать свои вещи.
- Это все, Хаус? – сухо осведомился он.
- Ты ответил, Уилсон! Ты либо снова стал жертвой своего порока и пожалел несчастного меня, либо хотел этого! И в обоих случаях я так просто от тебя не отстану. Все. Давай трахаться, брось упрямиться.
- Хаус! Господи… - Уилсон швырнул папку на стол и в прямом смысле схватился за голову. – Я все понимаю, но ты хоть немножко подумай своими гениальными мозгами, что ты творишь! Я не гей, да и ТЫ не гей! Мы давно дружим, хорошо друг друга знаем, но разве это повод?! Сейчас двенадцатый час, мы в полупустом госпитале….
- Вот именно! Нам никто не помешает. Не думал, что ты окажешься таким занудой…
Уилсон старался игнорировать выпуклость в штанах у Хауса точно так же, как игнорировал собственное возбуждение. У него никого не было уже больше полугода, а Хаус его хотел, и от этого срывало крышу. Но нельзя все испортить.
Уилсон взял дипломат, снял с вешалки пальто и направился к двери, стараясь не думать, что случится, когда он окажется рядом с Хаусом.
Хаус молчал и смотрел на Уилсона, разглядывая друга целиком, как смотрят исподтишка на понравившуюся женщину, только совершенно не прятал этот взгляд.
Он подошел к двери, Хаус не двинулся с места.
Он попытался отодвинуть Хауса. Ничего не вышло.
Он потянулся к ручке двери, пытаясь обогнуть Хауса.
И в итоге оказался прижат к нему всем телом.
Хаус обхватил Уилсона за талию и крепко вжался в него, затем заглянул в карие глаза и удовлетворенно кивнул. Уилсон напрягся.
- Что? Что, Хаус?!
- Ничего, Уилсон. У тебя стоит.
- Хаус, ты же медик, это нормальная физиологическая реакция и к тебе не имеет никакого отношения, пусти меня! Я могу и врезать, несмотря на твою инвалидность!
- Врежь. И даже тогда я тебя не отпущу – ты должен ответить за свои действия.
Руки Хауса гладили спину Уилсона, его пах был прижат к эрекции Уилсона, и все явно шло не так.
«С другой стороны… Кто я такой, чтобы сопротивляться природе, выдуманным моральным принципам и Хаусу? Я точно пожалею…» - подумал Уилсон, и сам потянулся к потрескавшимся губам.
Хаус ответил ему со страстью, которая сшибала с ног. Теперь его руки метались по телу Уилсона, проникая под пиджак и рубашку, гладили лопатки, бока, живот, грудь…
Мозг Уилсона автоматически фиксировал симптомы: вкус очень крепкого чая, в котором болтается металлическая ложка, от рта Хауса, запах пота и кожи от мотоциклетной куртки Хауса, картонная сухость горячего тела Хауса, на грани слышимости глубокий стон через хрипящее дыхание Хауса, глухой стук упавшего на ковровое покрытие дипломата и шелест выпущенного из рук пальто, тяжесть в паху самого Уилсона.
Внезапно все это прекратилось. В зале включили свет, и зрители потянулись к выходу, разочарованные неоднозначной концовкой фильма. Так, во всяком случае, на мгновение показалось Уилсону.
Хаус, вцепившись в его предплечья, смотрел очень серьезно, и даже чертики, которых ожидал увидеть Уилсон в его глазах, не показывались.
«Сейчас он уйдет, а проститутку придется снимать мне…» - мелькнуло в голове. «Или не уйдет, и я не смогу завтра смотреть ему в глаза, а он все равно заставит…» - пришел в голову еще один вариант.
- Я не… - в горле у Хауса булькнуло, и он откашлялся. – Я не могу понять, чего ты хочешь, Уилсон. На самом деле. Скажи.
- Хаус… - Уилсон попытался отстраниться, но его не пустили. – Хаус, ты врываешься мой кабинет, ставишь с ног на голову все, что между нами происходит, предпочитая приставать не к Кадди, которая тебя ждет, а ко мне, который ни о чем таком не помышляет, и ты же еще хочешь, чтобы последнее слово было за мной? Когда такое вообще было?! Ты добиваешься от меня всего, чего желаешь…
- Кроме того, чтоб ты перестал меня поучать! – усмехнулся Хаус.
- Нет! Ничего подобного! Ты жаждешь, чтоб я был твоей совестью, и я читаю тебе нотации. Ты именно этого ждешь от меня, и я это предоставляю. Я за последние десять минут много раз сказал, чего хочу, но разве ты послушал?!
- Потому что ты врал, Уилсон. Или как минимум не мог в себе разобраться. Разберись и скажи, чего ты хочешь.
Одиночество. Глупое одиночество с женами или без. И только с Хаусом кажется, что жив.
Стабильность и уверенность, которые рушатся вниз, как запыленный сноуборд с антресолей при поисках институтских конспектов, стоит Хаусу провести свой обычный сеанс психотерапии и вытащить из него очередную правду о нем самом.
Понимание, которое возможно только с ним.
Боль, которую он причиняет, препарируя его чувства.
Выздоровление, которое наступает после.
Азарт, с которым столько лет решается сложнейший и запутанный кроссворд под названием «Грегори Хаус, доктор медицины», и негде подсмотреть правильные ответы.
«Ты нескучный», - сказал Хаус во время той дикой поездки на похороны, и в его устах это было больше, чем «Ты лучше всех».
- Если я помогу тебе… рукой, ты отстанешь? – сказал Уилсон.
- Нет… - серьезно сказал Хаус.
- Почему ты разбил руку? – спросил Уилсон.
- Потому что кое-что понял, - сказал Хаус.
- Не замечал, чтоб ты избивал стены каждый раз, когда тебя озаряет, – сказал Уилсон.
- Чего ты хочешь? – спросил Хаус.
- Разрядки… - шепнул Уилсон, прикрывая глаза.
Хаус схватил Уилсона за грудки и начал толкать в сторону дивана, наступая и не разжимая рук. Затем, совершив какое-то танцевальное па, Хаус поменялся с Уилсоном местами и плюхнулся на диван, притянув Уилсона за ремень на себя. Мгновенно расстегнув пряжку, Хаус дернул вниз молнию, а затем (Уилсону показалось, что Хаус торопится, чтобы не передумать самому) спустил брюки вниз до самых щиколоток.
- Так и думал, что у тебя дурацкие семейные трусы! Только я надеялся на кроликов, но крокодильчики тоже ничего… - Хаус насмешливо смотрел снизу вверх на Уилсона, и это был такой типичный взгляд, что Уилсон мгновенно осознал ситуацию. Мать его, когда же он настоящий? Уилсон уже придумал остроумный ответ, но не успел открыть рот, как Хаус освободил его член от плена трусов с крокодильчиками.
- Извини, что я сижу… нога, видишь ли… - пробормотал Хаус и взял Уилсона в рот.
Примерно через минуту, когда шок схлынул, и первую волну удовольствия удалось взять под контроль, Уилсон вернул на место запрокинутую голову и посмотрел вниз.
Голова Хауса с торчащими во все стороны волосами ритмично двигалась у него в паху, одна ладонь сжималась на члене Уилсона, пальцы другой гладили его мошонку и промежность.
- Хаус… вот это школа… - простонал Уилсон. – Проститутки, оказывается, отличные учительницы…
- Заткнись, Уилсон, или я уйду, как ты и просил ранее! – Хаус прервался и посмотрел на разрумянившегося Уилсона, но угрозу свою не выполнил, снова особенно глубоко взяв в горло его член.
Уилсон изо всех сил сжал губы и прикусил язык, чтобы не начать лепетать что-нибудь типа «Да, Хаус… еще, Хаус… глубже, Хаус!» Этого позора Хаус ни за что бы ему не забыл. Впрочем, о позоре. Куда уж хуже.
Пожалуй, придется заговорить.
- Хаус… стой.. стой… в твой план входит, чтобы я… я…
- Угу… - не останавливаясь, сообщил Хаус.
- Ну, тогда… я…
Хаус выпил Уилсона до конца, и даже облизал губы. Уилсон рухнул на диван рядом с ним, тяжело дыша. Когда удалось обуздать дыхание, Уилсон повернулся к Хаусу, откинувшемуся назад с закрытыми глазами.
- Думаю, теперь очередь ответного хода… - сказал Уилсон.
- Неа… – помотал головой Хаус.
Уилсон выпрямился и уставился на него.
- Что? Ты же у нас натурал, Джимми. Сам же говорил: жены, Эмбер… Так что я сейчас отдышусь, полминуты отдохну и пойду домой, а ты уже сможешь сделать то же самое. – С этими словами Хаус полез в карман, и, щелкнув крышкой, вытряхнул на ладонь таблетку. Мельком скользнув взглядом по ошарашенному лицу Уилсона, он отправил таблетку в рот и снова откинулся назад.
- Хаус… - позвал Уилсон, но тот не шевельнулся. – Хаус! Что-то я не пойму. Весь этот спектакль, борьба, уговоры, рассказы о том, как у тебя стоит … Это что, все было только для того, чтоб мне отсосать?!
- Нет. Но я передумал.
Уилсон наклонился и демонстративно посмотрел Хаусу в пах.
- Ты врешь.
- Все врут.
- Хватит повторять одно и то же! Я усвоил это за много лет, и все в госпитале тоже! – вдруг разозлился Уилсон. Казалось, что его только что унизили. В том, что Хаус не подпускал его к себе, было что-то обидное, словно Хаус не сделал только что ему восхитительный минет, а поставил жучок на его телефон. Словно теперь в руках у Хауса еще один козырь против Уилсона, и он обязательно им воспользуется. Хотя, по здравому размышлению, это ведь не в глотке Уилсона побывал член коллеги и друга?
Уилсон решительно положил руку на ширинку Хаусу.
Хаус, крепко схватив его за запястье, руку скинул.
Уилсон наклонился и поцеловал шею Хауса.
Хаус резко отодвинулся.
Уилсон встал и отошел к балкону, уставившись на неоновые огни за стеклом.
Хаус выпрямился и стал искать глазами свою трость.
Трость обнаружилась на полу, довольно далеко от дивана. Уилсон развернулся, взял трость и, открыв дверь балкона, швырнул ее через перегородку в сторону кабинета Хауса, затем вернулся и замерзшими руками закрыл стеклянную дверь под пристальным взглядом Хауса.
- И что теперь, Уилсон? Будешь удерживать меня силой? – Уилсону стало не по себе от жуткой усталости, прозвучавшей в голосе друга. Казалось, он был вымотан до опустошения.
- Если надо, да. Мне слишком не нравится то, что происходит. И… ты сам говорил, что я виноват. Не понимаю, почему ты не даешь мне…
- Что? Не даю тебе что, Уилсон? – Хаус не смотрел в его сторону, зажмурив глаза, сильно тер веки, все его тело выражало смертельную усталость.
Уилсон стоял перед Хаусом, типичным жестом уперевшись руками в бедра. «Что ж это за человек, вытаскивающий из меня весь спектр человеческих эмоций от жгучей ненависти до щемящей жалости…»
- Хаус. Послушай меня. Я хочу, чтобы ты… чтобы тебе было хорошо. Мне не будет неприятно, если ты этого боишься. Я… я этого хочу.
- А несколько минут назад готов был напасть на инвалида, лишь бы избежать секса, – усмехнулся Хаус. То, что он снова смотрел на Уилсона, тот расценил как маленькую победу.
- Я передумал! – сообщил Уилсон и улыбнулся. Хаус не улыбался и снова на него не смотрел, разглядывая стеллаж с игрушками и книгами позади стола Уилсона.
Уилсон опустился перед Хаусом на ковер и положил скрещенные руки на его колени, пытаясь поймать его взгляд. Не получилось.
Тогда Уилсон погладил внутреннюю сторону бедра Хауса, приближаясь к паху. Хаус вздрогнул, но упрямо смотрел в сторону.
И тогда Уилсон наклонился и поцеловал сбитые костяшки. Рука Хауса дернулась, и он перевел взгляд на Уилсона. Тот взял его ладонь и принялся водить пальцем по венам на руке, периодически целуя сухую кожу. Хаус замер.
- Уилсон… Что ты делаешь, расскажи мне, пожалуйста?…
Уилсон не ответил. Он был очень занят изучением ладони, которую перевернул, и теперь, легонько прикасаясь, повторял пальцем линию жизни. Хаус дернулся и улыбнулся.
- Щекотно…
Уилсон поцеловал ладонь, затем прижался губами к указательному пальцу, затем к безымянному, к большому… Он целовал фаланги, подушечки, суставы, запястье, а Хаус, казалось, задержал дыхание.
Свободной рукой Уилсон вел волнистую дорожку по ноге Хауса к его паху и, коснувшись ширинки, на ощупь стал расстегивать молнию. Хаус резко выдохнул и дотронулся зацелованной рукой до волос Уилсона, словно хотел откинуть со лба прядь, но, передумав, отдернул руку. Уилсон толкнул его в грудь, и Хаус упал назад, вцепившись растопыренными пальцами в волосы.
Уилсон стянул с Хауса вниз джинсы с трусами, насколько позволяла его поза. И накрыл ладонью возбужденный член Хауса, вызвав сдавленный рык.
Когда Хаус выплеснулся Уилсону в руку обильной, горячей, густой спермой, Уилсон обнаружил, что снова возбужден. В голову лезли совершенно дурацкие мысли: «И как Стейси могла уйти от него, он так потрясающе кончает!», «Интересно, если я расскажу Кадди, каков он в постели, она возьмет на себя инициативу?», «Я ни за что не расскажу об этом Кадди, чтобы она, не дай бог, не взяла дело в свои руки!», «Он так великолепен, когда теряет контроль … Впервые такое вижу!».
Уилсон с блаженной улыбкой наблюдал, как Хаус справляется с громкими, почти рыдающими стонами, вырывающимися из его груди. Успокоившись, он дернул Уилсона вверх, заставил сесть рядом, и носовым платком стал тщательно вытирать его пальцы. Затем отшвырнул платок и впился в губы Уилсона сухим, царапающим поцелуем. Теперь, помимо крепкого чая, Уилсон почувствовал вкус собственной спермы.
Повинуясь усталости и автоматизму, который включался у него после сильных потрясений, Уилсон закинул ноги на диван и положил голову на здоровое бедро Хаусу. Хаус запустил пальцы в его волосы и перебирал их музыкальными завораживающими движениями.
- Уилсон… - окликнул его Хаус через несколько минут.
- Мммм… - промычал Уилсон, с трудом разлепляя веки.
- Ты ведь знал, что я не пойду к Кадди?
- Угу… - Уилсон повернулся так, чтоб лежать лицом к Хаусу и обнял его за талию.
- То есть, или ты сделал это из чистого садизма, чтоб посмотреть на мою реакцию, или…
- Или?… – Уилсон потерся носом о футболку Хауса, вдыхая терпкий запах.
- Или потому, что ты, несмотря на три брака и половину перетраханных в госпитале медсестер, закомплексованный идиот, который не в состоянии прямо сказать, чего хочет!
- А чего я хочу? – пока Хаус молчал, Уилсон, задрав футболку, целовал его живот и пупок.
- Меня? – неуверенно, что само по себе было эротично, спросил Хаус.
Уилсон приподнялся и одобрительно поцеловал его в губы.
- Уилсон… - жалобно позвал Хаус, когда они перестали целоваться. – Мне же не придется теперь называть тебя «Джеймсом», правда? Потому что если так – я не согласен!
- Ни в коем случае, Хаус… - Уилсон с усмешкой целовал Хауса в шею, задевая носом мочку уха. – Ни в коем случае…
|
