Иногда ей кажется, что ей никак не меньше ста лет. Когда она по утрам смотрит в зеркало, машинально приглаживая волосы, или когда открывает свой потрепанный мотельный шкафчик, выбирая, что сегодня надеть – джинсы или шорты. Ей больше всего хочется закутаться с головой в длинную и тонкую хламиду цвета пыли – чтобы даже в зеркале не было видно глаз – но вместо этого она натягивает солнечно-желтую майку и идет на работу. На самом деле, безликое «Энн» на фартуке ничуть не хуже паранджи.
Выходные она проводит на диване, перед телевизором. За зелеными шторами разгорается и гаснет августовский обжигающий день – она очень редко открывает занавески. Во-первых, вид из ее окна не заслуживает внимания – просто запыленная трасса, и во-вторых, от солнца у нее начинает болеть голова. Она сидит на диване в полумраке – или с кроссвордами в руках, или дремая под ровный бессмысленный гул телевизора.
….взрывы в самом центре Израиля лучший шампунь для влюбленных в себя попробуйте орбит со вкусом малины погибло двадцать человек пятеро ранены можно сделать звонок другу да конечно это ниагарский водопад вы выиграли тридцать градусов в тени будьте осторожны
Будьте осторожны.
Энн осторожна.
Первый звонок она почти не замечает. Просто кто-то на работе угощает ее мороженым – толстый двухслойный сандвич с вареньем и ванилью. Уже в мотеле она видит на майке алые подсыхающие пятна – от варенья, конечно же, от варенья, повторяет она себе, пока ее выворачивает в ванной, пока она, глотая слезы, отмывает майку под струей ледяной, пахнущей химией воды.
Будьте осторожны.
Спустя неделю ее приглашают на танцы – брось, Энни, это же весело! Она соглашается, – отказываться уже нет сил. В конце концов, даже в сто лет можно иногда повеселиться, - и она долго сидит перед своей сумкой и неуверенно достает оттуда косметичку и узкий флакон с духами - подарен на прошлый день рождения, пахнет медовыми сотами с легкой алкогольной ноткой.
В клубе накурено и жарко – ей становится нехорошо, и ее выводит на воздух темноволосый высокий парень, положивший на нее глаз с самого начала. Гладит ее по волосам, обнимает за талию и долго и со вкусом целует, – никаких пошлостей, никаких рук на ягодицах… Она отстраняется только тогда, когда сердце в груди начинает биться уж слишком быстро и что-то шепчет.
-Что? – парень качает головой и опять притягивает Энн к себе. – Нет, киска, я не ангел… Совсем не ангел.
Она успевает отшвырнуть его ударом в челюсть за миг до того, как его клыки касаются ее шеи, и добавляет ногой.
-Ты… - хрипит симпатичный парень, пытаясь подняться. – Тут же нет истребительниц!
-Я не истребительница, - говорит она, вбивая в его грудь первую попавшуюся под руку щепку. До крови обдирает ладонь и смахивает слезы, навернувшиеся от запоздалого страха и боли. – Так что ты прав.
По пути домой она покупает бутылку рома. Виски – слишком вульгарно и просто, а ром – это словно воскресенье, все дома, у мамы на кухне пирог, а по телевизору старые фильмы с плеском волн, благородными моряками и черно-белым флагом на скрипящей мачте…
Утро не приносит ей попутного ветра, впрочем, как и головной боли. Она смутно вспоминает, что спьяну плакала, и ей становится страшно, и снова хочется спрятаться, закутаться, забыться и не думать ни о чем.
Из забытья ее вырывает звонок телефона; в трубке интересуются, какого черта Энн делает дома, когда уже десять минут как разгар рабочего утра?!
Ободранная рука ноет, и хочется спать, несмотря на пять чашек кофе. Поэтому Энн не замечает ничего вокруг себя, не замечает даже последний знак - пока тот не хватает ее за руку и не зовет по имени:
-Баффи?
Конец
|
