Как и почему. Глава 5 Чем больше она думала о происшедшем, чем больше рассматривала события, тонкие замечания, двойное значение фраз, тем сильнее злилась. Прямо таки излучая полное равнодушие, Гаара встал в стороне, тихо ожидая, когда его наниматель принял приглашение на церемониальный обед. Это было очень символично. Разделенная трапеза давала молчаливое обещание, что эти два лорда не собираются убивать друг друга. Чтобы еще усложнить ситуацию, это было действительно в соответствии с традициями. Что означало, что все, включая ее команду, останутся на ночь. Еще много часов рядом с ним, не зная его намерений – даже если он демонстративно не обращал на нее внимания… Стоп. Три песчинки, прилипшие к ее ладони, не сдвинулись с места, когда она попыталась стряхнуть их. Она подняла на него взгляд. Он ухмыльнулся. Он не мог подразумевать этого. Это была какая-то большая, ужасно придуманная шутка или же выпад, чтобы заставить ее сбежать. Но все же, он почти поцеловал ее. Но он просто не мог сделать это на полном серьезе. Она не поощряла его!
Если не считать все те разы, что она оказывалась рядом с ним, прикасалась к нему, все разы, что она охотно стояла в его руках, всю нежность. Все те разы, что она позволяла ему делать то же самое с ней. Слово проблема даже отдаленно не описывало эту ситуацию. Они вдвоем стояли на страже, пока их команды ели в другом месте. К счастью, ее работа состояла и в том, чтобы следить за ним, и недоверие, которое она демонстрировала, могло быть приписано как к его репутации, так и к их более раннему столкновению. Со своей стороны, единственный раз, когда Гаара показал хоть какую-то заинтересованность внешним миром от своего места у стены, было тогда, когда ее попросили проверить, не отравлена ли пища. Он исчез после того, как их отпустили, оставляя ее перед нервными и чрезвычайно взволнованными генинами Конохи, сбившимися в кучку.
- Мы разговаривали с его командой за обедом. Сакура, ты знаешь, сколько людей он убил за последний месяц в одиночку? Постоянно слышать одно и то же от разных людей уже начало раздражать ее. – Возможно, не слишком много. В этот раз он не пахнет так уж плохо. Если бы она скрылась, то он решил бы, что она большая трусиха, чем она есть на самом деле. Если бы она вышла, найти его раньше времени, то он решил бы, что его авансы долгожданны. Она ждала до тех пор, пока ее команда не замучила ее высказываниями о дурных предчувствиях, ее нервы сдали и, схватив еду, она вышла. В конце концов, он тоже еще не ел. Она увидела его на крыше, откуда лучше всего было наблюдать окрестности. Он бросил быстрый взгляд на нее и на еду, которую она несла, когда она подошла, и снова вернулся к наблюдению окрестностей. - Я буду здесь всю ночь, - сказал он прежде, чем она даже спросила. – Нет причин остальным не выспаться, сменяя караул, когда я все равно не буду спать. - Ах. Она села на крышу слева от него, поставив еду между ними. Он посмотрел на это и заговорил. – Как ты ее проверяешь? - Это было частью моей учебы. Пятая научила меня несколько месяцев назад. - Нет, я имею в виду как. Я хочу научиться. - Ты имеешь в виду прямо сейчас? - Да. - Я… - Она моргнула. – Я не могу научить тебя. Я знаю основы, но когда все сводится к такому, у меня нет никаких материалов и… Почему ты хочешь знать прямо сейчас? - Потому что. Она упорно смотрела на него. Он ответил яростным взглядом. Сколько людей он убил за последний месяц? Достаточно, чтобы потрясти ее команду, так что, по всей вероятности, больше чем просто несколько. Большим пальцем она потерла песчинки, которые все еще липли к руке. Он заметил это, и яростный взгляд превратился в зубастую, безрадостную улыбку. Он был неспокоен, но она видела его и в худшем состоянии. – Поговори со мной. - Когда я был младше, я не был достаточно силен для того, чтобы должным образом управлять демоном в себе. Это сделало меня угрозой деревне, так что мой отец пытался убить меня много раз. Четвертая попытка состояла в том, что одному из медиков в моей бригаде было приказано отравить меня. – Его лицо скривилось, на лбу появились морщины, голос стал резким. – По общему мнению, я был без сознания в течение семнадцати минут. Это не значит, что я прекратил двигаться. Она съежилась, но обязана была спросить. – Насколько все было плохо? - К тому моменту, как Шукаку очистил яд в моем организме, и я смог проснуться, у меня больше не было бригады медиков. - И сейчас ты волнуешься. Он мгновение помолчал, потом кивнул. – Это был бы позорный способ умереть. Если меня убьют, то я хочу, чтобы это сделал кто-то сильнее меня, а не трусливый слабак, который смог добраться до моей пищи, пока она была вне поля моего зрения. - Именно поэтому ты не ел. - Я вдали от Песка, с людьми, которые не важны. Если я потеряю контроль над собой здесь, ничто важное не будет разрушено. Это прекрасная возможность. Он считал, что она не важна или просто передавал то, что, как он думал, было коллективным мнением Песка? Или это просто был еще один удар по ее самолюбию? Его лицо стало бесстрастным снова, голос был тихим, но при этом не менее командным. – Если ты хочешь, чтобы я поел, проверь еду. Техника, которая использовалась, чтобы выявить наличие чего-то постороннего в пище, была проста, но усложнена его концентрацией на ней. - Все чисто. - Сначала сама попробуй. Покорность, с которой она попробовала еду и спокойствие, с которым подала ему пару палочек, заработали от него подозрительный взгляд, но, тем не менее, он взял кусок мяса. - Почему ты пришла сюда? Она подождала, пока он не положил еду в рот, и только потом ответила. – Я думала о том, что ты сказал раньше. О яркости и его противоположности.
Он невнятно промычал, перед тем как проглотить еду и сказать. – Ты знаешь, когда в последний раз кто-то охотно приблизился ко мне только для того, чтобы поговорить? - Нет. - Никогда. Она застыла, так и не донеся палочки с едой до рта. – Это не честный вопрос.
Губы Гаары дернулись. – А твой? - Конечно. – Она съела еще кусочек, думая об их странной, тихой беседе. Но она не спросит его об этом. – Когда мы маленькие, мы боимся темноты. Иногда, когда мы взрослеем, мы продолжаем бояться. Как ты думаешь, из-за чего? Подергивание его губ превратилось в настоящую, хоть и еле заметную, улыбку. – Хороший вопрос. К тому моменту, как тарелка опустела наполовину, он, казалось, нашел удовлетворительный ответ. – Темнота ограничивает наше восприятие, а это угрожающе. Когда мы не можем управлять угрозой, мы боимся. - Когда мы взрослеем? - Некоторые люди, никогда не справятся со страхом нехватки контроля. Это все было его жизнью, таким образом, казалось разумным. Сакура кивнула, после чего предложила свое мнение. – Думаю, что когда мы взрослеем, мы боимся не столько ограничения восприятия, сколько одиночества. Молчание. Возможно, она ударила по больному месту. – Именно из-за этого ты не пытался отпугнуть меня сегодня вечером? - Возможно, я не возражаю против твоей компании. Потому что он сказал, что ценил ее прикосновения. Потому что не отрицал, когда она сказала, что он привыкает к ней. Потому что сказал, что привязанность была любовью. Вероятно, она должна была остаться внутри. Она решила, что когда он был спокоен, то было не слишком смущающее смотреть на него. В нем было что-то неуловимо знакомое, но что именно, она никак не могла понять. - Страх остаться в одиночестве перекрывает все. Это универсально. - Это заложено в нас, чтобы спасти тех, кто не может стоять сам, поощрить нас быть рядом с другим человеком, для продолжения рода. – В то время как говорил, он прекратил рассеянно наблюдать окрестности, и его внимание сосредоточилось на ней с обострившейся жесткой интенсивностью, и она внезапно поняла, кого он ей напоминал. Даже если она никогда не видела Саске, так сосредоточившегося на ней, особенно в чем-то столь мирном, как беседа, переход от одного состояния к другому был такой же. - Думаю, в этом есть нечто большее. – Она осмотрела остатки содержимого тарелки, и подвинула ее к нему. – Животные хорошо выживают и без человеческих понятий любви и взаимодействия. Но мы лучше их. - Лучше или только думаем, что лучше? - Одни наши размышления об этом уже кое-что означают. - Но для кого? Если взглянуть с этой точки зрения. Мы рождаемся, едим, боремся, размножаемся, умираем. Чем мы отличаемся от животных? - Мы чувствуем. Мы думаем, разговариваем. Спорим и- – Она улыбнулась. – Я бы даже сказала, что мы этим наслаждаемся. Ее попытка пошутить не поколебала его. Он проигнорировал тарелку, не отрываясь и не мигая, смотря на нее, осмелившуюся бросить ему вызов. – Эмоции – слабость. - Эмоции – человечны. - И что такого замечательного в том, чтобы быть человеком? Мгновение, ей не приходило в голову ничего, чего он не мог бы тут же опровергнуть. Приняв ее молчание за поражение, он встал. – Я вернусь после того, как проверю окрестности. - Хорошо. Но… - Она тоже встала, подавшись вперед. Как только ее руки обхватили его, она решила, что, в конце концов, он не пах слишком плохо. – Даже при том, что ты презираешь эту слабость, если бы ты не был человеком, думаешь, ты бы так этим наслаждался? Снова еле заметная улыбка. – Сомневаюсь. Тепло его тела против нее было одновременно и тревожно и утешительно. Его тихий голос чуть колебался, когда мозолистая рука приподняла ее лицо за подбородок так, чтобы она смотрела прямо ему в глаза. – Я верю, что у нас незаконченное дело. На сей раз, нельзя было ошибиться в том, для чего он наклонялся. Если бы она была бы уверена, что он делал этого, только для того, чтобы расстроить ее, возможно, все было бы иначе. Если бы она не почуяла кровь на нем, она, возможно, позволила бы ему. Но когда она подтолкнул ее щуку носом, когда его губы раскрылись, она поняла, что не может. - Не надо. – Она вздохнула, чувствуя, что задыхается от его близости. – Не заставляй меня убегать. - Я поймаю тебя. – Его шепот был настолько близко, что ей оставалось только надеяться, прикосновение к уголку ее рта было все еще его дыханием. - Я хочу иметь выбор в этом вопросе. – В ее голове все настолько перемешалось, что она уже не могла понять, что делает. Ужасно, но все, на чем она могла сосредоточить мысли, было время, когда она почти поцеловала Саске. Она тогда так же боялась? Чего она действительно боялась? Хотя он не держал ее, она все еще не могла уйти. А что насчет него? Разве он не должен был показать немного больше эмоций, если действительно серьезно намеревался начать что-то? Или все это было частью невероятно запутанного плана по ее управлению? Он отступил перед тем, как с ухмылкой ответить. – Пока ты принимаешь решение, которое будет приятно нам обоим. Он отпустил ее, и это стало сладким облегчением, горьким разочарованием. Ей точно нужно поскорее сесть и разобраться, когда все это переключилось с игры на ужасную, смертельную серьезность, разобраться, как он смог заставить ее думать о нем так. Посуда у ее ног дала ей возможность отступить. – Я отнесу посуду внутрь. - Ты меня боишься? Нездоровое развлечение на его лице, самодовольство вопроса, укрепили ее мнение. Он только старался расстроить ее. Он был Гаарой. Гаара не любил. Гаара не целовал. Гаара был просто счастлив, когда боролся, было ли это физическим сражением или же психологическим, он ликовал от ее сдачи. Так или иначе, он заставил ее воспринимать его именно так, как она и воспринимала, и она могла понять почему. Если бы он хотел, чтобы она сбежала, то поцеловал бы ее. Она не хотел, чтобы она сбежала. Он хотел, чтобы она сдалась. Она не окажется в итоге под ним. - Я не боюсь тебя так, как можно было бы, учитывая твои способности. - Разве это не одно и тоже? - Я так не думаю. – Она отвела взгляд и снова посмотрела на него. – Ты говоришь со мной. Ты заставляешь меня думать. Мне это нравится. – Наклонившись, чтобы подобрать тарелку, она приняла решение. Она могла согласиться на этот танец, пока у нее есть шанс вести в нем. – Я скоро вернусь. То, что команда Сакуры внезапно замолкла при ее появлении, указало, что главной темой беседы была она. Но ей не хотелось делать из этого проблему. – Он будет там оставшуюся часть ночи. Я буду дежурить первой. Вы трое сами выбирайте очередность своего дежурства. - Но… - Ее бывший поклонник, казалось, был лидером группы. – Он не- Было жалко, что они смогли ее настолько достать. – Прекратите волноваться об ужастиках, которые его команда рассказала вам, и послушайте меня. Он не настолько плох. Если вы сознательно и специально не будете привлекать его внимание к вас, то он не будет обращать на вас внимания. – Она тряхнула головой. – Поверьте мне, я знаю. - Но что, если он- - Просто будьте милыми с ним. Он сообщит, если вы будете его раздражать. И если он решит, что хочет вас убить, то не будет предупреждать остальную часть нас. - Таким образом, он, по крайней мере, честен о том, что думает? - Да. Правдивость ответа обеспокоила ее. Действительно было верно, что она никогда не видела, чтобы Гаара пытался быть чем-то меньшим, чем он был, как имея дело с нею, так и с любым другим. Но это не значило, что он не мог – или не был - другим, когда преследовал свои цели. Правильно? Когда она снова вышла наружу, то почувствовала, что кто-то идет за ней. Она знала, что он следует за ней. – Я не играю с тобой в кошки-мышки. Но так же она знала, что все-таки играет. Она могла принять приманку, которую он предложил, беседы, но стойко отказывается взять крючок. В его голове послушалось развлечение. – Тогда ты появилась здесь, чтобы насладится моей компанией? Ужасный, безобразный, эгоцентричный монстр. - Кто сказал, что твоя компания приятна? Он обошел вокруг нее, но не остановился, а продолжал обходить, медленным, размеренным темпом, достаточно близко, чтобы края их одежды соприкасались, наблюдая ее, поскольку она поворачивалась, чтобы держать его в поле зрения. – Уверен, что не люди, с которыми я приехал сюда. Но ты сказала, что тебе нравится. - Мне не нравится смотреть, как ты ходишь кругами. - Тебе нравится говорить со мной. Жестокая, порочная, ходячая головная боль. Она потянулась, выставив руку против его бока, останавливая его движение. – Только когда ты приводишь мне для этого причину. - И, очевидно, у меня большой опыт по этой части. Все, что я должен сделать – заставить тебя думать. – Кончики пальцев поползли от локтя вниз по руке. Зеленые глаза сосредоточились на ее лице. И его выражение, и все в нем можно сказать кричало о том, что он что-то замышляет. – Как долго ты останешься здесь, со мной? Одинокий. - Зависит от того, не останешься ли ты в долгу? Его губы дрогнули. – Как ты думаешь, на что больше походит жизнь? На камень в основании бурного потока или же на наблюдение падения снега? - Ты ужасен, - сказала она, но испортила весь эффект, улыбаясь. - Я знаю. Дoбавить кoммeнтарий Izanami 10 апреля 2008 г. 22:05:59 [ постоянная ссылка ]
Как и почему. Глава 6 Позже той ночью ложась в кровать, она все еще видела влажную землю, на которой она сидели, и думала, что самой большой проблемой, которая будет, после проведенным с ним часов, достойно встретить бесцеремонные суждения Гаары. Она была не права. Через неделю у нее возникло ощущение, что слишком много людей начали смотреть на нее по-другому. Но не из-за растерянности Ли или знающей усмешки Цунаде она внезапно стала себя чувствовать рядом с ним гораздо менее уверенно. Он не появился на ее дне рождения, и не появлялся еще две недели после него, пока внезапно не обнаружился такой же отстраненный, как раньше, пока она не подтолкнула его к разговору. - Ты просто не хочешь признаться в Песке, что можешь взаимодействовать с людьми, не убивая их. Ты боишься, что они начнут ждать от тебя большего спокойствия. Он ответил своим собственным нападением. – Ты просто хочешь, чтобы я был рядом. И для чего? Это просто еще один день. - Это подтверждает, что я выжила за этот период времени, ты сам сказал. - Почему я должен об этом заботиться? Она точно знала, почему он должен об этом заботиться, потому что знала, откуда он пришел, так же как и он. Если бы она ушла, где это оставило бы его? Сакура ждала, пока ярость в его глазах не смягчится. – Потому что, если я не выживу, тогда ты снова останешься один. Выражение его лица дрогнуло, и она мягко улыбнулась. – Я не буду упоминать, что не знаю, кто еще действительно был бы в состоянии вынести тебя. Чуть отступив, чтобы позволить ему тщательно подумать над ответом, она заметила, как за ними наблюдал Какаши. После еле заметного жеста, она последовала за дзенином. - Он управляем, - сказал Какаши тоном не праздного любопытства, но взволнованного преподавателя. – Я не знаю, изменился ли он. Я не знаю, может ли он измениться. Что я действительно знаю, так это то, что он сделал с Саске несколько лет назад. Он знает, как довести человека. Но она это и так знала. Это не имело никакого отношения к тому, что она избегала ниндзя Песка, когда он в последний раз прибыл в Коноху. Это не имело никакого отношения к факту, что она не говорила с ним уже больше месяца и что сейчас она смотрела на него из темной ниши дверного прохода, не подходя к нему. Все еще, будучи на расстоянии от нее, Гаара повернулся на улице, осматриваясь. Он увидел ее тут же. Она знал, что она была там. То, что выражение его лица застыло, сказало, что он начинает раздражаться. Она могла выйти и встретить его. Она могла остаться и посмотреть, подойдет ли он. - Что он сделал? – спросила она своего бывшего преподавателя. – Как он довел его? Знать своего врага. Цунаде так это называла. - После оскорблений и обращения к его воспоминаниям об Итачи… Он сказал Саске, что тот точно такой же, как он сам. Точно такой же, как он. Это-то и было частью ее проблемы. Она могла сделать шаг на свет и смотреть на него, на его лицо, на его отношение, на все, что она знала о нем. Холодный. Как Саске. Высокомерный. Как Саске. Жаждущий силы. Точно такой же, как Саске. Когда он, наконец, увидел ее, то остановился. Она считала секунды, наблюдая, как он принимает решение. Если он подойдет, то получится, что она все контролирует. Если он будет стоять и ждать, то ничего не произойдет. Кровожадный. Как Саске. Жестокий. Как Саске. Встреча на полпути была приемлема. Она пошевелилась, ловя его взгляд прежде, чем пойти вниз по улице. Он пошел рядом с ней. - Что ты думаешь о силе, которая губит людей? – Она не смотрела на него, пока говорила. - Губит? - Сводит их с ума. Преобразует их, превращает лишь в подобие тех, кем они были прежде. – Она глубоко вздохнула. - Заставляет их оставить все. - Страх боли. Он не уточнил, продолжая идти, смотря себе под ноги. Если он думал о чем-то еще, то не облекал мысли в слова. Но он точно думал. Она это знала. Гений. Так назвал его Канкуро. Точно такой же, как Саске. - Но разве оставить все не больно? - Страх боли может быть более острым стимулом, чем сама боль. - Как это? Какой боли? Он, наконец, поднял глаза, но не на нее. – Боли побоев. Боли того, что тебя бросят, боли предательства, боли того, что тебя будут игнорировать из-за слабости. Для некоторых мысль о смерти болезненна и страшна. - Сила не дает бессмертие. – Даже если Орочимару попробовал. - Во всяком случае, она может заставить тебя забыть. Она молчала, обдумывая его слова. Саске боролся с печатью Орочимару, с его влиянием до тех пор, пока не потерпел поражение сначала от Гаары, потом от Итачи. Поражения потрясли его. Сила. Выражение лица Саске, когда он сломал руки ниндзя Звука во время чунин-экзамена. Выражение лица Гаары, когда он появился за спиной Ли во время отборочного тура с намерением убить. Одинаковые. - Как думаешь, что это, страх слабости заставляет людей искать силу или же любовь к силе, что заставляет людей бояться слабости? - Думаю… - Он затих, затем улыбнулся, обдумывая. Через мгновение, он продолжил. – Думаю, мы рождаемся без какого-либо двигателя. Тогда мы изучаем боль, голод. Нужду. Нам не нравятся эти чувства. И от этого, мы изучаем страх. - Так что, из-за того, что это не приятно, что это нам не нравится, эта неприязнь может, в конечном счете, перерасти в страх. - И наличие силы держит страх в узде. - Но разве когда есть сила, это не дает большего страха перед тем, что ее могут отнять? Что однажды придет кто-то сильнее тебя, чтобы победить? - Ты предпочитаешь быть слабой и знать, что многие могут победить тебя и жить в страхе перед множеством или быть сильной и знать, что лишь немногие могут победить тебя и присматривать за теми немногими? - Я не хочу быть человеком, который постоянно должен бояться нападения, не важно по какой причине. Ее лицо мгновенно стало нечитабельным. – Иногда неприятности ищут тебя сами.
Они дошли до ее дома. В этом месте они всегда расставались, после того как кто-либо из них бросал другому почти церемониальное оскорбление. После чего они расставались надолго, пока ему снова не поручали какую-нибудь миссию посыльного. Но в этот раз она пока не закончила. Она сказала, тщательно подбирая слова и внимательно наблюдая его лицо, как будто напоминая себе, что она разговаривала именно с ним, а не с другим, чуть более высоким молодым человеком с темными волосами, темными глазами и с той же знающей, спокойной ухмылкой. – Ты не хотел бы ненадолго зайти? Закончить наш разговор? Ухмылка стала шире, поскольку он пронесся мимо нее в приоткрытую дверь. Дома кроме них никого не было и еще некоторое время не будет, но она не скажет ему об этом. Это только усложнит и без того не простую ситуацию, сильно изменит расстояние между ними. Войдя внутрь, он выбрал стену, прислонившись к которой он получил лучший обзор. Со скучающим выражением он молча наблюдал, как она поставила чайник, очевидно ожидая, что она заговорит первая. Упрямо, она заставила его ждать, пока закипает вода, прежде чем заговорить. - Так что сила, по своей природе, развращает. Он покачал головой. – Сила – просто сила. Все дело в испорченности людей. - Не каждый, наделенный силой - испорчен. - По большей части. - Ты относишь себя к ним? Его губы изогнулись в слабой, горькой улыбке. – Конечно. Через несколько минут чай был готов, и она смогла продолжить. – То есть ты считаешь, что единственный путь узнать, что на самом деле из себя представляет человек, дать ему силу? - Я считаю, что когда у человека появляется сила, она высвобождает то, что действительно есть в человеке. - Учитывая все твои возможности убить меня, ты этого не сделал. Что это говорит о тебе? Улыбка стала шире, превратившись в насмешку. – Многое. Она заняла время, доставая чашки, притворившись, что не услышала весь подтекст за этим коротким словом. – Думаю, люди хотят лучшего, добиться чего-то хорошего. Они хотят, чтобы с другими тоже случилось что-то хорошее. И если у них есть эти желания, вместо эгоистичных, они на самом деле хорошие люди. - Другие - ничего не стоящие, жалкие- - Другие – необходимы. Ты сам так сказал. - Ты не можешь доверять им. Они всегда бросают тебя. Всегда. – Его напряженность, страстность, сопутствующая этому утверждению сказала, что она была рядом с еще одной больной темой. - Не всегда. - Тогда что же сделал Саске? Она закусила губу, вздрогнув. Безжалостный. Как Саске. Он взял чашку, которую она протянула ему. Она пристально на него смотрела, чем привлекла его внимание. – Что? - Ты не знаешь, что я могла положить в него. – Она взяла свою чашку. – Я, возможно, могла бы убить тебя. - Не могла. - Почему нет? Откуда ты знаешь, что я не решу, что ты имеешь право умереть, за все, что сделал, за все, что сказал? За все, на что ты способен? Он выпрямился, тихонько фыркнув, и вызывающе поднес чашку к губам перед тем, как вновь поставить чашку рядом с ее, оказавшись рядом. – Потому что для тебя это кое-что значит. Не Саске. Они придвинулась ближе, слегка прикасаясь к нему, в то время как его руки легли ей на талию. Развлечение на его лице уже было знакомо. Она видела его на лице Саске, в тот последний раз, прямо перед тем, как он сказал ей, что она раздражает. Она ничего не могла с собой поделать. – Это значить что-то для тебя? - Ты этого хочешь? – Развлечение сменилось нехорошим намерением. – Даже при том, что ты знаешь, какой я, ты хочешь, чтобы я любил тебя? Осторожно, тщательно, она отвела в сторону волосы от кандзи на его лбу. – Ты даже не знаешь, что такое любовь. Даже с этим. Рука обернулась вокруг нее, позволив другой скользнуть к ее лицу. – Любовь – боль. Чувствовать любовь – слабость. - Нет. – Даже при том, что сила ее чувств, вся надежда, что у нее была, не сделали ничего, чтобы спасти ее от боли, которую она чувствовала тогда, когда столкнулась с уходом Саске. - Это не книжная фантазия. Люди хотят быть любимы, чтобы удовлетворить свое эго, из-за своей собственной жадности. Если достаточно многие любят тебя, ты почти оправдан, невзирая ни на что, что ты сделаешь. Они следуют за тобой. Говорят, что понимают. Он не пытался достать ее. Это было личным. - Кто? - Песок, следующий за моим отцом. - Но это не любовь. Любовь не должна - - Именно она. Идеал – вот что заставляет это работать. Люди питают твой идеал и затем используют тебя, твою идеальную картину любви, будучи рядом достаточно, чтобы ранить тебя. Они ранят тебя и затем- Саске. - Они уходят, - закончила она. В груди защемило, нижняя губа задрожала. – И затем они бросают тебя. - И ты остаешься в одиночестве. - Независимо от того, что они сказали тебе, - согласилась она. – Независимо от того, что вокруг тебя есть другие люди, потому что они оставили тебя… Было смешно цепляться за него, доставляющего одновременно утешение и страдание. Но разве не этого он хотел? Разве не был он достаточно болен, чтобы тянуть ее в двух направлениях сразу, пока единственный выбор, оставшейся ей будет броситься к нему? Она заморгала, две слезинки покатились по щекам. Обе были пойманы кончиками его пальцев, чуть размазаны – или он действительно пытался стереть их? Он распахнул глаза, дыхание его ускорилось, он поднял влажные пальцы между ними, поскольку ее слезы продолжали катиться по щекам. Не Саске. Саске не был взволнован ее болью. Вместо этого он был просто удивлен. Сакура закрыла глаза, покачала головой. Садисты. Оба. Рука, скользнувшая ей в волосы, препятствовала ей прижаться лицом к его плечу. Она попыталась освободиться, но вздрогнула, когда его пальцы сжались. - Я этого не делал. – Голос его был груб. - Нет. – Фыркнула она, вздрогнув. – Я сделала это с собой сама. Ее глаза все еще были закрыты и единственным признаком того, как близко он был, было его быстрое дыхание на ее лице. – Почему ты захотела сделать это?
Не Саске. Не Саске. Вдвойне более трудный, чем Саске. Она не заботилась. Она снова тряхнула головой, поджав губы. – Возможно потому, что хотела разрушить твою теорию, что мы пытаемся избежать боли. Что есть те, которые ищут ее, преднамеренно думая о том, что нас ранит? Кем это нас делает?
Его теплый выдох скользнул по ее губам, пальцы в волосах разжались, рука скользнула с затылка на шею, слегка поглаживая. – Людьми. – Неожиданно его рука вокруг нее сжалась, крепкие мышцы спины задрожали под ее руками, и что-то влажное и теплое мягко коснулось кожи. Язык. Он слизывал слезы с ее щек. Саске никогда не стал бы - Она не знала, стал бы он или нет. Она, вероятно, никогда бы не узнала, стал бы он или нет. Губы Гаары коснулись ее щеки, быстро и неловко, как будто он был не уверен в том, что делать. Но у него и не было никакой причины знать, что делать в такой ситуации, не так ли? Не Саске. Слезинка скатилась в уголок ее рта прежде, чем он успел ее поймать, сначала заменяя ее влажностью своего языка, а потом более крепким поцелуем. Если она позволит ему поцеловать себя, на самом деле, действительно поцеловать себя, то она сдастся. Он будет наслаждаться им слишком сильно. Она будет наслаждаться им слишком сильно. - Чего ты боишься? – Прошептал он. - Я боюсь, что ты прав. В десять раз более жестокий, чем Саске. Увлажненные ее слезами, его губы прижались к уголку ее левого глаза. Он отстранился только для того, чтобы заставить себя говорить. Его голос был резким. – Твоя боль… сладкая. В двадцать, не, в пятьдесят раз развращеннее. Она больше не плакала, фактически уже задыхаясь так же, как он, но он казался полон решимости, исследовать все ее лицо, так или иначе, и она не могла придумать никакой серьезной причины, чтобы остановить его. Он сконцентрировался на ее подбородке своими полу поцелуями, когда она откинула голову назад, чтобы позволить ему добраться до тех слезинок, что скатились ниже. Но как только они исчезли, все отговорки отпали. Она знала, что больше не было даже следа соленой влаги на ее коже, так же как и знала, что ни одна слезинка не скатилась так низко по ее шее, в те места, где сейчас был его рот. Не Саске. В сто раз лучше Саске. Она запустила пальцы в его волосы, шепча что-то невнятное, поскольку его выдохи превратились скорее в рычание, соприкасавшееся с ее кожей. Даже если он был немного слишком резок, сила его привязанности чуть жалила бьющуюся под кожей на шее жилку, она не боялась. Он не ранил бы ее. Несмотря на его разговоры о страхи и боли и бесполезности эмоций, ее прикосновения и ее принятие все еще кое-что значили для него. Управляемый, сказал Какаши. Но она это знала. Она видела его в действии. Она бессознательно наблюдала, как он медленно, но верно ведет ее к тому, что она нуждается в нем почти так же сильно, как он нуждается в ней. Поддержать его. Разрешить ему. Позволить ему сделать первые шаги, разрешая ему делать все, независимо от того, что он хотел… Она все еще не подчинится.
Но встреча на полпути была приемлема. Она потерлась щекой о его щеку, прижалась сухими губами. Второй поцелуй пришелся ближе к его губам. Его дыхание прервалось, когда он понял, что она делает, но немедленно восстановилось снова, столь же жаркое, как прежде. Не Саске. Подчиняясь отчаянному любопытству, она задалась вопросом, каков он на вкус.
Она отступила, чтобы увидеть его лицо прежде, чем сделает еще шаг, прежде, чем она завершит переход их отношений с умственного поля битвы к кое-чему большему, физическому, более головокружительному, более- Не Саске. Демон. Налитые кровью зеленые глаза широко распахнуты, рот, приоткрывшийся в отвратительном восторге, обнажившиеся блестящие зубы, настолько явное проявление потрясло ее достаточно, чтобы желудок сжался, давая паузу, достаточную для него, чтобы задать св1й любимый вопрос. - Ты меня боишься? - Боюсь… - Она затихла. Боюсь, как ты смотришь на меня. Боюсь того, на что ты способен. Боюсь, что почти совершила ужасную ошибку. То как сморщился его лоб, демонстрируя очевидное презрение, сказало ей, что подтверждение страха было большой ошибкой с обоих сторон. - Ну? – Он сжал руки, пока все, что ей оставалось делать, это выпалить честный ответ. - Боюсь того, чего ты от меня хочешь. - Чего я хочу…- Рука, поглаживающая ее щеку, была нежна, лицо его разгладилось, хотя глаза все еще были дикими. – Чего я хочу? Ты должна бояться. – Тон стал мягким, убедительным, но вызывал еще большее беспокойство. Я хочу разорвать тебя, попасть внутрь, потому что… Потому что знаю, что внутри ты гораздо теплее. И я хочу этого. Я хочу это почувствовать. Она задрожала, по коже, которую он ласкал, поползли мурашки, поскольку она отпрянула. - Если я все же это сделаю, - продолжил он. – Тогда здесь все и закончиться. А я этого не хочу. Но есть… способ, каким это может сработать, способ убедится, что ты это переживешь. Она почувствовала направление, какое брали его мысли, и затрясла головой в опровержении, беззвучно прося его не говорить то, что, она знала, он скажет. - Я хочу быть в тебе. - Нет. – На этом слове ее голос сорвался. Она попыталась еще раз, как раз, когда из глаз вновь потекли слезы, попыталась вытеснить из горла слова, которые могли бы помешать ему выполнить любое из своих намерений, через слезы, до которых он обещал ее довести давным-давно. – Не так. Не с угрозами. Он стер слезу большим пальцем, поднес к губам. Садист. Ужасный. Она отпрянула от него, упираясь руками в грудь, пытаясь подавить панику. – Отпусти меня. Если она убежит, он сказал, что поймает ее. Но она попытается, так или иначе.
Он снова потянулся к ее лицу. – Отпусти. – И потом еще хуже: - Пожалуйста.
Песок завихрился вокруг ее лодыжек, начал подниматься вверх по ногам. Испуганная, она набросилась на него. – Пожалуйста, Гаара, контролируй себя! Он застыл, глаза расширились. Не попытался удержать ее, когда она освобождалась от его рук. Имя, которое он произнес, не принадлежало ей.
Сакура отступала назад, безумно дрожа, ужасаясь тому, что упадет прямо перед ним. – Уйди. Его рот приоткрылся, руки потянулись к ней, но она отступила еще дальше. Она была под его охранными барьерами. Она ранила его. Ей было все равно. - Уйди! После того, как за ним закрылась дверь, она бросилась к ближайшей раковине, отчаянно смывая его следы со своего лица и шеи. Он был отвратительным чудовищем, монстром. Она ненавидела его. Не себя за то, застыла от его волнения, его внешности, когда видела его в намного худшем состоянии много раз прежде. Не себя за то, что запаниковала от его вопроса, который он задавал много раз раньше. Его. Она не наслаждалась этим. Она не могла. Она не хотела его. Только когда стихли рыдания, и она снова смогла нормально дышать, она позволила себе задаться вопросом и повторить его последнее слово. - Яшамару. | 
