Название: Making the same mistakes again
Автор: malinkami
Бета: Галя
Рейтинг: PG
Герои: Кейт; Том/Кейт; Уэйн/Кейт; Сойер/Кейт. + может быть еще будут.
Жанр: ангст
Спойлеры: нет.
Дисклеймер: отказываюсь
Разрешение на архивирование: спросите
Предупреждение: фанфик сугубо, наверное, личный. Крик души, который просто вырвался.
Лишь наши неродившиеся дети
Уже всё понимали на рассвете,
Что мир накроет шоковым цунами
И мир проснётся новым, но не с нами.
(с) Мара
1 Часть.
* * *
Дрожащими пальцами, она прижимает к себе теплое детское одеяльце, словно этот лоскуток защитит ее от человека, который стоит в дверях.
Детская комната, детские обои, детские слезы.
Недетские обиды.
- Одеяльце не поправить? – его голос. И перед глазами сразу же возникает дешевая пачка его сигарет, пожелтевшая старая книга с пятнами от его кофе.
Как противно.
- Не надо, - сжимая зубы, говорит Кейт.
И было бы хорошо, если бы Уэйн просто ушел. По старой скрипучей лестнице, которая никогда не обвалится. Она будет стоять еще полвека, и скрипеть, мешая всем спокойно спать по ночам. Мешая приходить домой в позднюю ночь. Скрипеть протяжно, заунывно.
Но по-стариковски вечно.
Она никогда не обрушится, не падет.
Если только ее саму не изломать в щепу. Своими собственными руками. Сделать так, чтобы ее больше не стало.
И Уэйн ищет глазами взгляд Кейт, но она упорно смотрит в темный пол своей комнаты.
- Как хочешь, - слышится равнодушие.
И в этот момент Кейт поднимает отчаянный взгляд на мужчину и видит пылающие огнем глаза.
Обманул, сукин сын.
- Спокойной ночи, малышка, - расплывается в улыбке Уэйн и, наконец, уходит.
А Кейт всю знобит. Ей холодно, жарко, вновь холодно.
И она слышит только непрекращающийся скрип на лестнице.
* * *
I want so much to open your eyes
'Cause I need you to look into mine
Tell me that you'll open your eyes.
(с) Snow Patrol
- Том, - с расстановкой говорит девушка, глядя на него. – Том, это правда.
Парень сидит на скамейке, не поднимая головы. Он не смотрит девушке в глаза, боится увидеть страх в ее взгляде. Сам приходит в ужас лишь от одной мысли, что вот-вот вся сказка, в которую они так долго верили, исчезнет.
- Том, - ее злость нарастает. Он не говорит ей ничего, и это раздражает ее больше всего.
- Кейти…
- Том! – она садится на корточки и пытается так заглянуть под копну его волос. Пытается увидеть тот самый страх, которого она боится больше всего на свете.
- Когда ты узнала? – в нем невозможно не узнать будущего врача. Все вопросы по делу, никаких лишних слов.
- Вчера, - тихо произносит девушка, опуская взгляд.
Все тело ломит уже со вчерашней ночи. Голова раскалывается от непрекрающихся раздумьях о том, что им делать дальше.
Она может сейчас уйти от неприятностей, сбежать от ответственности, но тогда никогда не увидит его.
Он может сейчас сказать, что это не его проблема, не его сложность, но тогда она никогда не простит его.
- И что мы будем делать? – Том смотрит на нее опечаленными глазами, которые не ведают страха.
А что остается Кейт? Смотреть на него со слезами и говорить о том, что все у них получится? Родится ребенок и все проблемы исчезнут сами собой? И родители погладят их по головке, рассказывая о том, что скоро все изменится и, наконец,… начнутся счастливые годы?
- Я не знаю, Том, - отрицательно мотает головой девушка. – Не знаю.
* * *
Когда Кейт было лет десять, к ним в гости приехала племянница Дайен. Молодая красивая девушка, всегда с улыбкой на лице и безответственностью на душе. Она всегда гуляла по барам и забегаловкам, ища себе спутника на… одну ночь. Кейт всегда удивлялась тому, с какой легкостью она может не придти домой ночевать, а уже в следующую ночь вообще привести какого-то мужика к ним в дом. В чужой дом. И так бы, наверное, продолжалось еще очень много дней, ночей, если бы она не забеременела. В один прекрасный день пришла с опухшими от слез глазами и так долго, бесконечно долго плакала в своей маленькой комнатке на чердаке. А Кейт казалось, что это все ерунда. Дети – это счастье, которого хочется в огромном количестве. Но никакие утешения не помогали их гостье. И тогда она решила уехать из их дома, города. Просто исчезнуть. Кейт так и не узнала, что с ней случилось, и родила ли она ребенка. Но она на всю жизнь запомнила выражение лица родственницы в тот момент, когда она сказала им про беременность. Бесконечное отчаяние, страх, боль, словно с ней произошло что-то ужасное. Но ведь она сама была виновата. Сама выбрала свою судьбу, дав шанс над собой же сыграть злую шутку. И эти исполненные муки глаза стояли перед глазами Кейт, словно прообраз ужаса и мучений. Сейчас она была уверена, что беременность не принесет собой ничего хорошего. Она так боялась признаться самой себе в том, что виновата во всем сама. Нет, не Том, который больше всего на свете хочет ребенка. А сама Кейт, которая не хочет принять то, что через девять месяцев станет мамой.
* * *
Жизнь казалась страшным сном. Ужасающим своей реальностью, которая вот-вот настанет и разрушит все то, что хотелось бы забыть.
И Кейт бы забыла даже о своей разбитой семье, о первой детской любви и даже о том, что ничего в ее жизни не будет радостного, оптимистичного.
Забыла бы с бесконечным отсчетом времени, если бы не маленькое существо, которое хранилось внутри нее.
И Кейт бы вычеркнула из памяти решение о судьбе не родившегося ребенка, но не могла…
Закрывая глаза, девушка представляла себе младенца, который улыбался ей своими пухлыми щечками.
От Тома.
Улыбался бы, сверкая лучистыми глазами.
От Кейт.
И в сердце предательски щемило при мысли о том, что она сделает.
Маленькое убийство.
Убийство человека, который не знает ни имени, ни фамилии Кейт.
Убийство человека, который не будет смотреть ей в глаза в момент смерти.
Убийство человека, который никогда не узнает, что такое… жизнь.
Никогда.
…
- Я завтра пойду к врачу, - чуть ли не прошептала Кейт Тому, уткнувшись лицом в его мягкое плечо. – Я пойду…
- Кейт, можно избежать этого, - с уверенностью проговорил парень, поглаживая ее, как маленькую, по головке. – Мы справимся.
- Моя мама ничего не знает, - еще тише сказала Кейт, будто боялась, что ее кто-то услышит. А она не хотела даже, чтобы это слышал сам Том.
Хотела, чтобы все осталось в тайне.
Один день и ничего не будет…
Никогда.
Тошнота подступила к горлу, и от этого Кейт стало еще противнее от того, что она намерена совершить. Температура с каждой секундой беспощадно повышалась, а градус спокойствия неумолимо падал.
И Кейт казалось, что руки у нее холодные-холодные.
Лоб горячий-горячий.
А душа грязная-грязная.
- Надо сказать, - слова Тома прозвучали так твердо и убедительно, что девушка подняла на него затуманенный слезами взгляд.
Ее изумляло его наивное, слепое стремление верить в сказку, которой не суждено сбыться.
- К черту всех, Том, - ее глаза пылали пламенем.
Кейт отпустила парня и села. Прямая. Почти окостеневшая. Все с тем же непониманием всматривающаяся в него.
- К черту их всех. Этой мой ребенок. И мое решение, - ее голос дрожал, как струнка, которая вот-вот порвется. – Этой мой ребенок.
- Кейт…
- Этой мой ребенок. И никто не смеет говорить мне, что делать! - струнка порвалась. Безжалостно.
Глаза налились слезами, и она резко встала со скамейки.
Слезы катились по лицу, и девушка даже боялась их смахнуть.
Нет, нет, нет.
- Он все знает, Том! – отвернувшись от него, крикнула девушка. – Он знает, и скажет.
Последние слова Кейт прозвучали, как шепот.
- Не Уэйн, так кто-нибудь другой ей расскажет, - парень встал со скамейки и подошел Кейт. – Но лучше, если это будешь ты.
Девушка повернулась к Тому и заглянула в его безумные глаза. Глаза, в которых уже невозможно было прочесть спокойствия. Эти глаза были полны какого-то тайного сумасшествия от того, что он станет отцом. Его глаза сияли, и он чуть ли не улыбался, и никак не мог понять, почему все рушится, не успев оформиться во что-то определенное и увидеть свет?
- Я приняла решение, Том, - если бы он только знал, как непросто оно ей далось.
И сейчас неважно было, что будет дальше. В этом изменчивом чертовом будущем, которое перекроит в ее жизни все. И кто знает, что принесет оно ей и чего лишит. Но сейчас, прямо сейчас, это был приговор ее настоящему.
Да, теперь можно все забыть.
Но сколько бы Кейт не жала на эту проклятую кнопку delete, память все равно прижимала ее тяжелой плитой к земле и мешала дышать полной грудью.
|
