Было самое раннее утро, которое ещё можно назвать ночью. Поезд летел по длинным перегонам, где изредка расставлены будки, где посёлки и городки жмутся поближе к рекам и дорогам, чтобы не чувствовать себя одиноко в тайге. Поезд шёл на восток. Он уносил людей навстречу будущему, а кого-то, всё-таки, в прошлое, но пара, которая сидела в восьмом купе одного из неотличимых друг от друга вагонов, ехала в будущее. Он был только что получившим офицерский диплом лейтенантом, она - учительницей. Он был её мужем, она - его женой. Они знали друг друга уже восемь лет, и поженились только три дня тому назад. Восемь лет назад она тоже была учительницей, его первой учительницей этики и эстетики. Восемь лет назад он был её учеником, в первом учебном заведении, где она начала преподавательскую работу: в суворовском военном училище.
Стоял тот серый час, когда человек, глядя в небо, вдруг замечает, что оно уже не чёрное. Двое в купе зажгли свет, лампочка светила тускло. Они уже привыкли друг к другу, но ночью попутчики по купе сошли, лейтенант и жена остались вдвоём, и на них снова нашло самое романтическое чувство. В ожидании приближавшегося конца поездки они сидели за столиком и разговаривали так, как когда-то на первых свиданиях.
- Знаешь, Полина, мне почему-то кажется, что вся моя жизнь это поездка по невидимым рельсам. Экзамен в СВУ, и зачисление в третий взвод, и твоё появление в нашем классе... Я скрывал свою любовь, но ты её увидела. А теперь я буду с тобой всегда... Всегда?
Это было сказано с тревогой.
- Всегда...
- Да... Восемь лет... То, что наши пути не разошлись, это не случайность. Это закономерность. Когда я узнал на втором курсе, что ты вернулась в Тверь... Я был без ума. Я даже выслеживал тебя, но в первый раз подойти не решился. И всё равно мы встретились. Потом ты снова решила исчезнуть, но только для того, чтобы опять появиться. Ведь это судьба?
- Судьба. Да, судьба. Думаю, даже, что и за Яшу я в любом случае не вышла бы. Ну, отказалась бы сама. В последний момент, перед регистрацией.
- Полин, а как ты ждала меня?
- Я... Я чувствовала, что меня кто-то или что-то изнутри зовёт. Я поняла, что за зов это был, и тогда же я поняла, что мы не сможем жить друг без друга. Я вспоминала наши уроки, наши танцы, наши ужины... Немного наивно, наверное. И ты знаешь... Раньше, чем ты назвал меня просто Полиной, а не "Полиной Сергеевной", я знала, что ты назовёшь меня только именем, как избранницу.
- Ты моя избранница. Я твой избранник. Может быть, кто-то над нами избирает нас друг для друга?
- Может быть...
- И этот кто-то ставит препятствия. Интересно, для чего? Для проверки? Но ведь он сам избрал нас друг для друга... Смешно. Рассуждать о ком-то невидимом...
- Жизнь сложна, но этим она прекрасна.
- Но я хочу, чтобы мы усилия не гибли, как у Сизифа. Полина, если бы ты знала, сколько ран мне нанесли мои соперники, действительные и мнимые. Вот странно, противник мнимый - а рана болела.
- Это я ранила тебя...
- Нет, не ты. Это я сам ранил себя. Глядя на тебя и твоего бородача, я не должен был верить, что между вами есть хоть что-то. Но я создал себе великана, бросился на него с копьём, а он равнодушно поднял меня в воздух и швырнул на землю. Кто был виноват в падении, кроме глупого романтика?
- Мой милый, и ты себя в этом обвиняешь? Да я мечтаю о том, чтобы всю жизнь ты был Дон Кихотом и защищал свою Дульсинею! И дарил китайские розы.
- Полька, хватит розами подкалывать! А то буду "Полиной Сергеевной" называть.
Парочка рассмеялась, встряхнувшись от излишней романтики, и стала вытаскивать чемоданы, чтобы выйти на приближавшейся станции. Небо за окном порозовело. Двое выключили свет и стали смотреть в окно, чувствуя, что снова на них накатывает необыкновенная нежность друг к другу.
Но тут зарычала и стукнула дверь, и в купе бесцеремонно вошёл хозяин вагона - проводник.
- Кто у нас тут? - спросил он громко сам у себя. - 31-е и 32-е. Фамилия? - Он приблизил глаза к Полининому билету. - Ольховские. Правильно?
Лейтенант и учительница прыснули как школьники.
- Чего? - удивился необидчивый проводник. - Ошибся? Ну извините, глаза уже не видят.
- Простите, - зажала губу Полина. - Просто "Ольховская" это моя девичья фамилия, и я её скоро поменяю.
- А, ясно. Значит, совет да любовь, господа... - тут он вчитался в другой билет. - Вавиловы.

Уважаемый коллега!
Текст, который я Вам пересылаю, служебного характера, так что надеюсь на Ваше понимание. Мне, как судебно-медицинскому психиатру, передали для исследования небольшой рассказ, автор которого был убит молодой женщиной N., теперь нашей пациенткой. Она упоминала, что причиной убийства явился данный рассказ, но объяснения дать отказалась. В тексте не обнаружилось ничего, способного пробудить агрессию, в любом случае у обследуемой вскрылись психические отклонения, которые стали основанием для госпитализации.
Но с самим текстом творится какая-то чертовщина. Вчера ко мне в кабинет зашла младшенькая, в моё отсутствие она у меня что-нибудь читает; так вот: на столе лежал этот странный рассказ, а когда я вернулся в кабинет, ребёнок был в глубочайшей депрессии, из которой я не могу вывести его (её) до сих пор. Что за проклятье? Может быть, Вы найдёте в тексте что-то, чего не заметил я?
(Ещё, Павел Петрович, только не смейтесь, все мы, врачи, чуть-чуть суеверны... Но только не показывайте текст Лидочке...)
Искренне Ваш
С.К.
PS. Фамилия "Ольховская" кажется мне знакомой. Это какая-то телеведущая, или я ошибаюсь?