Пролог
Письмо пришло в двенадцатом часу, когда она уже легла и потушила свет. Сова ударилась в стекло с негромким стуком, будто кто-то бросил снежок. Нащупав на стуле сброшенную шаль, Минерва накинула ее на плечи и встала.
Оконная рама примерзла и не сразу поддалась движению палочки. Снаружи шел снег — мелкий, колючий, он ложился на подоконник с сухим шорохом. Впрочем, там, где топталась сова с привязанным к лапе письмом, снег смело взмахами крыльев, и на белой ровной поверхности осталось темное пятно.
Впустив птицу, она отвязала свиток и зажгла свечу. Письмо было не запечатано, а просто перевязано тонким зеленым шнуром с серебряной нитью. Повинуясь касанию палочки, шнур змейкой соскользнул на стол. Лист пергамента, плотный и словно чуть восковой — из-за чар, защищавших от дождя и снега, — мгновенно развернулся, едва его освободили от пут.
По листу наискосок бежали строчки, написанные фиолетовыми чернилами. Почерк казался смутно знакомым, но, лишь дочитав до середины, она наконец вспомнила, где уже видела эти высокие острые буквы d и небрежные l. Письмо было совсем короткое:
Дорогая Минерва,
не стану тешить себя надеждой, что ты помнишь тот наш разговор почти десятилетней давности, когда я предлагал тебе работу. Тогда ты ответила отказом, что меня очень расстроило. На случай, если за это время ты вдруг поменяла мнение, хочу сказать, что место все еще вакантно. Условия остаются прежними, но оклады в лаборатории выросли с тех пор вдвое — цены постоянно идут вверх, а я не хочу, чтобы мои люди испытывали недостаток в средствах.
Как твои дела? Надеюсь, все хорошо. У меня все благополучно, если не считать дрянной погоды, которая действует мне на нервы. Но над ней я, к сожалению, пока не властен.
Как поживает Мартин? Я слышал, он сейчас доцент в Массачусетском институте теоретической магии. Нравится ли ему в Америке?
Свой ответ отправь с этой же совой.
Л. В.
В первое мгновение она не почувствовала ничего, кроме ярости. Как он смеет? Как у него хватает наглости?.. Даже руки задрожали. Она уже готова была схватить перо, чтобы написать резкий ответ, но все же остановилась. Он упомянул Мартина... Откуда он знает, что Мартин в Сэйлеме?! Это слежка? Намек, что за ее семьей наблюдают и что Мартин — удобная мишень в случае чего?
Что ж, зато теперь уже не чувствовалось, как дует от окна, — ее бросило в жар. Она принялась расхаживать по комнате, думая, что теперь делать, что может означать это бесцеремонное послание, что за ним кроется... Сова с подоконника следила за ней, поворачивала голову из стороны в сторону, топталась, топорщила перья. Остановившись, Минерва наколдовала клетку и, ловко ухватив сову, засунула ее туда. Потом накинула домашнюю мантию, надела туфли и вышла из спальни.
В коридорах школы было настолько холодно, что после теплой комнаты ее начала бить дрожь. Она почти бежала, обхватив себя руками за плечи, чтобы согреться, а рядом в темных окнах мелькало ее размытое отражение. На повороте к директорскому кабинету окон уже не было — глухая стена, — так что отражение осталось где-то позади, а ее саму встретила равнодушным пустым взглядом каменная горгулья.
— Ванильное мороженое!
С режущим уши скрипом серая громада отъехала в сторону, открывая спиральную лестницу. Толстая дубовая дверь кабинета была приоткрыта — будто ждали... Минерва постучала и, услышав ответ, вошла.
Альбус, должно быть, уже собирался ложиться. Он сидел за столом в теплом малиновом халате, из-под которого виднелась белоснежная ночная рубашка. Тщательно расчесанная борода лежала на груди серебристым облаком. При виде Минервы директор поднялся и придвинул к столу кресло. Потом вернулся к шахматной доске, задумчиво оглаживая бороду.
— Королева на f6... Минни, садись, прошу.
Минерва опустилась в кресло, держа в руках свиток. Белая королева на доске шевельнулась и переместилась на несколько клеток.
— Ну-у, — укоризненно протянул Финеас Блэк, облокотившийся на раму своего портрета и не отрывавший взгляда от доски. — Ты же подставляешься под мою ладью, Альбус, как можно?
— Таков мой коварный план, — сообщил ему Дамблдор, улыбаясь.
— Надеешься разменять королеву и заманить меня в ловушку? Что ж, посмотрим, как это у тебя выйдет... Ладья на f6.
Черная массивная ладья величественно двинулась со своей клетки и протаранила белую королеву. Та упала, и ладья вытолкала ее с доски.
— Ответный ход завтра, если не возражаешь, — сказал Дамблдор со вздохом и отодвинул доску в сторону. — Как видишь, ко мне пришла дама.
— Даже не надейся, — строго сказал Блэк, — что мы, — он обвел широким жестом портреты других директоров Хогвартса, — оставим тебя с ней наедине. Ты известный ловелас, а Минерва еще слишком молода и наивна, чтобы распознать твои козни.
Против воли она улыбнулась.
— Если бы это вправду было так...
— С высоты моих лет, юная леди, — сказал Блэк, — я имею право давать вам советы. Не поддавайтесь чарам Альбуса, он страшный лицемер.
— Финеас, — Дамблдор вздохнул и извлек из шкафа начищенный до блеска чайник, который подвесил прямо в воздухе над наколдованным огнем, — может, ты все-таки дашь нам поговорить спокойно?
Блэк пожал плечами и, развернувшись, куда-то исчез со своего портрета.
В клетке за директорским столом огненно-алый феникс сонно потоптался на жердочке и опять задремал, нахохлившись.
— Какого тебе заварить чаю? — спросил Дамблдор, словно не видел ничего странного в ее полуночном визите.
— С жасмином, — ответила она, подумав.
В кабинете директора все было так привычно и просто, что ты забывал, как еще минуту назад мог чего-то бояться. Здесь все становилось ясным и четким, определенным, логичным, словно кто-то постепенно, но неотступно разматывал спутанный клубок твоих мыслей, превращая его в ровную и прямую нить.
Подвешенный в воздухе чайник засвистел, из его носика поднимался пар. Второй чайник, фарфоровый, возник на краю стола; серебряная ложечка принялась бойко сыпать в него скрученные черные листочки чая из коробочки. Когда в чайник с шумом полился кипяток, в кабинете запахло жасмином. Дамблдор протянул Минерве белую с синим чашку с обжигающе горячей жидкостью, пододвинул молочник. Потом налил чаю и себе — на усах тут же осели капельки пара.
— Неплохо, правда? — он улыбнулся Минерве так беззаботно, словно не замечал ее напряжения.
Она протянула директору свиток пергамента.
— Посмотрите, какое мне пришло письмо.
По мере чтения брови Дамблдора поднимались все выше. Потом он вдруг рассмеялся:
— Узнаю стиль Тома. "Погода мне пока не подчиняется". Надо полагать, все остальное уже давно в его власти... Что ж, у него всегда был несколько вымученный юмор. Как у человека, который на самом деле не понимает шуток, но очень старается это скрыть. И зачем же, Минни, ты принесла мне этот документ?
— Как вы думаете, — спросила она напрямую, — упоминание Мартина — это угроза?
— М-м...
Дамблдор задумчиво сложил пальцы домиком.
— Намек, — сказал он наконец. — Не думаю, что серьезный. Том сейчас слишком увяз в британских делах, чтобы разыскивать кого-то за океаном. Но, несомненно, он рассчитывал выбить тебя из колеи.
— Откуда он знает?!
— Мало ли... Твой сын мог поделиться сведениями об отъезде с друзьями, с однокашниками по Академии трансфигурации. Кто знает, какие люди его слушали...
— Мне нужно предупредить его. Пускай будет осторожнее.
— Несомненно, — согласился Дамблдор. — Но вряд ли ему сейчас грозит опасность.
Она немного расслабилась. Даже смогла отпить глоток чая.
— Я не собираюсь отвечать, не хочу тратить на это время. Сам как-нибудь догадается, что получил отказ. Но сову, я думаю, нужно выпустить. Мы могли бы проследить за ней…
— Не уверен, что это удастся.
Дамблдор о чем-то думал, не глядя на Минерву. Рассеянно взял чашку и задержал ее у губ.
— Что же до ответа... Мне кажется, Минни, тебе действительно стоит отправить письмо. Но не с отказом, а с согласием.
— Что?!
Она чуть не выплеснула на себя чай.
— Да вы понимаете, что говорите?!
Дамблдор вежливо протянул ей коробку с печеньем.
— Альбус, — спросила она, — чем вы угощали меня в прошлый раз?
— Наливкой из ежевики, — мгновенно ответил он. — Ты еще сказала, что на твой вкус она слишком сладкая.
— Верно. А...
— Минни, — директор вздохнул, — это действительно я, а не кто-то, принявший мой облик. Можешь не проверять.
— Значит, вы временно сошли с ума. Тогда я, пожалуй, пойду, а к разговору мы вернемся утром, если...
— Если только на меня до тех пор не наденут смирительную рубашку и не увезут в Мунго. Ты это хотела сказать? Нет, Минни, я в своем уме… и ничуть не меньше, чем обычно. Хотя, конечно, некоторые бы сказали, что я и в лучшие свои дни дам фору любому мартовскому зайцу.
— Я сама начинаю склоняться к этой мысли, — резко ответила она. — А если это шутка, Альбус, то неудачная. Представьте, мне ни капельки не смешно.
— Мне тоже.
— Значит, вы всерьез хотите, чтобы я согласилась на предложение Тома? Перешла на его сторону?!
— Именно, — Дамблдор внимательно смотрел на нее через очки-полумесяцы.
Она больше не могла сидеть на месте, так что встала и принялась расхаживать по кабинету.
— Это не имеет смысла. Очевидно, что предложение — ловушка. Из меня выжмут все, что мне известно, потом прикончат, а труп подбросят вам в качестве подарка на день святого Валентина. Знаете же, как они любят такие шуточки...
— Минни, если бы Том хотел до тебя добраться, он бы нашел сотню более простых способов. И ты это прекрасно понимаешь.
— Тогда с какой целью он мне написал?
— Я думаю, что в порядке исключения он в этот раз сказал правду. Он хочет заполучить тебя на работу. Я, конечно, не могу поручиться, чем именно занята его лаборатория, — как ты понимаешь, статей в "Трансфигурации сегодня" они не публикуют. Но из того, какие ученые внезапно, по словам их семей, уехали отдохнуть на год-другой в Испанию или утратили интерес к науке, я могу предположить, кого именно Том угрозами или посулами заставил на себя работать. А отсюда можно вывести и направления исследований. Ему действительно нужны специалисты, судя по размаху деятельности.
— А у нас теперь агентство по найму персонала?
— Нет. Но я считаю, что, согласившись, ты могла бы принести больше пользы Ордену. Нам не помешает свой человек в непосредственной близости от Волдеморта. Хотя принуждать тебя я, разумеется, не имею права.
— Для чего вам нужен "свой человек"? Для шпионажа? Но Том не дурак. Он сразу поймет, что мои намерения шиты белыми нитками! Как вы думаете, много мне удастся после этого разведать?
— Минни, я не предлагаю тебе поставлять в Орден информацию, — невозмутимо ответил Дамблдор. — И в мыслях не было. Ты думаешь, я не понимаю, что это невозможно?
— Тогда чего вы от меня ждете — диверсии, саботажа? Покушения?..
Она подошла к стулу и села, сцепив пальцы. Кстати, Альбус прав. Это мысль. В Ордене, кроме нее и его самого, пожалуй, нет людей с нужной квалификацией... Не делать же камикадзе из вчерашних выпускников. Правда, потом люди Тома начнут мстить ее семье. Мартину придется покинуть Сэйлем. Хочется верить, что Альбус сумеет его спрятать...
— Вот что меня беспокоит, — сказала она. — Том сильный волшебник и легилимент, и я не представляю, как смогу подготовить покушение, чтобы он не раскусил меня с первой же минуты. Хотя у вас, наверное, есть идеи на этот счет.
"О Мерлин, — мелькнула несвоевременная мысль, — а кому передать дела факультета? Хотя это мелочи, сейчас это совершенно неважно...".
Дамблдор ответил не сразу.
— Минерва, я не говорил о покушении. Замысел неплох, но... маловероятно, что это удастся.
— Тогда в чем вы на меня рассчитываете? — резко, пожалуй, излишне резко спросила она. — Альбус, я вас не понимаю.
— Попробую объяснить, — он задумчиво вертел в пальцах перо. — Я надеюсь, что ты сможешь оказать влияние. Хоть какое-нибудь. Мы сейчас в очень сложной ситуации, и любой шанс... что-то остановить, во что-то вмешаться. Не знаю. Я даже предположить не могу, если честно.
— За счет чего вмешаться? Как? Том предлагает мне место в лаборатории, а не должность своего исповедника!
— Ну-у, — Дамблдор все не мог оторвать взгляд от пера, — есть разные способы влияния... Не все исчерпывается... э-э...
До нее вдруг дошло, и она рассмеялась, хотя было совсем не до смеха.
— Господи, Альбус, вот на что вы намекаете! Ночная кукушка дневную перекукует, так? Перестаньте уже ходить вокруг да около. Мне не десять лет, вам тем более — могли бы называть вещи своими именами.
— Собственно, — Дамблдор, казалось, с облегчением выдохнул, — что-то такое я и имел в виду, хотя не стал бы формулировать так прямо...
Со стороны портрета Финеаса Блэка донеслось презрительное фырканье. Остальные директора и директрисы Хогвартса с разной степенью убедительности делали вид, что спят.
— Ты что-то хотел сказать, Финеас? — Дамблдор отложил перо.
Блэк, только что вернувшийся на свой портрет, стоял у стола, снимая перчатки.
— Только то, дорогой Альбус, что это полная чушь! Ты начитался магловских романов. Времена, когда королевская фаворитка могла влиять на политику, закончились еще в восемнадцатом веке. На что ты толкаешь девочку? Торговать собой — ради чего?
— Я уже давно не маленькая девочка, профессор Блэк, — сказала Минерва, не оборачиваясь, — и способна сама принимать решения.
— Ах, какой пафос! Вознамерились принести себя на алтарь спасения Англии от Того-Кого-Нельзя-Называть? Верите, что, проведя с вами ночь, он раскается и сила любви его изменит? Как трогательно… Красавица и чудовище.
— Финеас, — тихо произнес Дамблдор, — я попросил бы тебя воздержаться от сарказма. Поверь, здесь нет наивных дурачков. Никто не говорит, что все будет просто.
— Альбус, — Минерва отставила чашку, — но вы же понимаете, что профессор Блэк прав. Том не слушал и не будет слушать ничьих советов. Моих тем более. Не говоря уж о том, что у него в мыслях нет использовать меня таким образом, как вы говорите.
— Ты очень красива, — галантно заметил Дамблдор.
— Альбус, неужели вы не понимаете, как это сейчас неуместно и бестактно с вашей стороны?!
Она сама не знала, сердиться ей или смеяться. Дамблдор умудрялся говорить самые дикие вещи с таким видом, что они начинали казаться простыми и очевидными. Минуту назад он прямо намекнул ей, что она могла бы стать любовницей Волдеморта, а теперь уже обсуждает ее внешность, будто экстерьер лошади на продажу! И самое ужасное, что на него при этом невозможно всерьез рассердиться...
— Если ему понадобится женщина, думаете, он не найдет себе помоложе и получше? Да любая его поклонница будет на небесах от счастья, стоит пальцем поманить!
— Минерва, я не оспариваю твоего мнения, — Дамблдор подлил ей еще чаю с таким обыденным видом, словно они вели светский разговор о погоде. — Но я тоже немного знаю Тома. Он по своей природе коллекционер. С той разницей, что другие собирают марки, фарфор или редкие растения, а он — людей. Когда-то ты была его невестой, но потом разорвала помолвку. Как ты думаешь, что он должен был испытывать, когда один из первых и самых ценных экземпляров коллекции самовольно ее покинул? Не удивлюсь, если уязвленное самолюбие мучает его до сих пор.
— Прошло уже больше тридцати лет...
— И он дважды или трижды за это время предлагал тебе работать у него. Если это не завуалированное предложение вернуться, значит, я плохой знаток человеческой натуры.
— Это я и так могу сказать, — опять вмешался Блэк. — И не вздумай спорить на Сортировочную шляпу — проиграешь, и придется ее съесть.
Минерва подумала, что сейчас они все старательно маскируют за шутками слишком серьезный — смертельно серьезный — смысл разговора.
— Значит, моя задача, — задумчиво сказала она, — постараться сблизиться с Томом, чтобы, если повезет, оказывать на него влияние. Так?
— Не только, — Альбус внимательно посмотрел на нее. — Кроме этого, ты должна будешь сделать то, что обычно делают принцессы из детских сказок, когда их похищает великан.
— Что вы имеете в виду? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Я имею в виду, что тебе нужно будет узнать у Тома, где его смерть…
1
Минерва Робертсон с детства знала, что она, во-первых, пра-пра-пра-пра-правнучка шотландских королей, а во-вторых, волшебница. Именно в таком порядке. Как любил говорить дедушка: "Даже в волшебном мире королевская кровь кое-что да значит".
Робертсоны происходили по прямой линии от Дункана I — того самого, которого убил Макбет, чтобы захватить трон. Сыновья Дункана потом вернули себе корону, но Роберт был младшим из них, так что его потомкам так и не довелось посидеть на престоле. Что, впрочем, не мешало им на протяжении столетий поддерживать то одного, то другого кандидата на это место и ожесточенно сражаться с враждебными кланами. В промежутках Робертсоны воевали с англичанами. Последние были наглые и многочисленные, как тараканы, и со временем их становилось все больше. А Робертсоны, в свою очередь, втягивались в войну все сильнее и так и не заметили, как постепенно стали профессиональными бунтовщиками.
Дело это было неблагодарное, и вот однажды после очередной стычки с "красными мундирами" пра-пра-прадеду Минервы, Алану Робертсону, пришлось спешно покинуть родные места в графстве Перт, чтобы избежать виселицы, и перебраться в Абердин. Там до него дотянулся уже Визенгамот, который, ясное дело, тоже был целиком и полностью на стороне англичан. Теперь уж приходилось выбирать между виселицей и поцелуем дементора — как говорится, хрен редьки не слаще. Но Алана ни тот, ни другой выход не устраивал. Он предпочел не ждать у моря погоды, а ускользнул от преследователей и бежал на остров Скай, где у Робертсонов с незапамятных времен сохранились владения.
"Владения" было, конечно, громко сказано — тысяча акров тощей каменистой земли и полуразвалившийся дом. Местные жители, арендовавшие эту землю, совсем не обрадовались появлению хозяина, потому что денег у них было кот наплакал и за аренду они не платили давным-давно, а владельцу за войнами и политикой было недосуг этим интересоваться. Однако Алан Робертсон проявил себя лордом щедрым и великодушным — по случаю своего приезда закатил для фермеров пирушку и объявил, что прощает все недоимки. С тех пор местные жители прониклись к нему симпатией. Даже когда пошли слухи, что Алан, ко всему прочему, чернокнижник (так невежественные маглы привыкли называть волшебников), его новые земляки не испугались, а, наоборот, даже обрадовались — свой колдун еще никогда никому не мешал.
Тем более что Алан честно выполнял свои обязанности. Для начала он прогнал парочку банши, которые взяли моду терроризировать жителей деревни. Потом приструнил келпи, который завелся в озере, и установил порядок среди местных привидений, разрешив им показываться только раз в месяц, на новолуние, ну и еще так и быть на Святочной неделе. Потом он взялся лечить своих соседей-маглов и наварил им таких убийственно горьких и жгучих зелий, что они почли за лучшее выздороветь в кратчайшие сроки.
Эти зелья на острове вспоминали еще много лет спустя. Старики, приходя к матери Минервы за средством от ревматизма, нет-нет да и ворчали: "Не в обиду будь сказано, хозяйка, но только вашим травкам далеко до Алановых. Я-то его не застал, а вот мой дед рассказывал, что мастер Алан, бывало, как нальет стопочку, да еще как прикрикнет: "А ну, Джон Макферсон, пей да не вороти нос!", — так тебе во внутренности будто жидкий огонь залили! До костей, говорит, пробирало, аж перетряхивало всего с ног до головы, так что ты и света белого не видел. Зато потом все хвори как рукой снимало, прямо молодеешь на десять лет. Да, в те времена было не то, что нынче...".
Соседи так полюбили Алана, что когда ищейки из Министерства магии наконец выследили его и явились арестовывать, все деревенское население, как один, пошло на чужаков с вилами и косами. Кто-то из министерских попытался вынуть палочку, но местные жители благодаря Алану отлично знали, зачем нужна эта деревяшка. Так что они, недолго думая, забросали противников градом камней. Те пытались отвечать чарами, но Алан тоже времени даром не терял и сумел одного за другим обезоружить врагов. Увидев, что нападавшие остались без палочек, фермеры осмелели и бросились на них с криком: "Бей ведьминское отродье!". В итоге министерским пришлось убраться не солоно хлебавши. К длинному списку преступлений Алана Робертсона теперь добавилось еще и нарушение Статута о секретности, но в Лондоне решили, что связываться с ним себе дороже, и оставили его в покое.
Вот так и получилось, что Робертсоны осели на острове. Со временем Алан женился на Элси МакКиннон, тоже чистокровной волшебнице, и уже не помышлял никуда уезжать. Богатой семья никогда не была — за неплодородную землю, на которой едва удавалось вырастить картошку, арендаторы платили сущие гроши, — но Робертсонов это не особо беспокоило.
Минерва родилась в том самом доме, который когда-то отстраивал и приводил в порядок ее пра-пра-прадед. Дом был низкий, приземистый, из грубого камня. Он стоял почти на самом берегу моря, так что когда поднимался шторм, в шкафах звенела посуда. За домом был огород, где, впрочем, только с помощью магии удавалось что-то вырастить. Еще Робертсоны держали четырех коз, поросенка и кур.
Колдовать Минни начала рано. В таких глухих уголках, как Скай, никто не соблюдает министерских запретов, так что палочку ей стали давать лет с шести. К одиннадцати она знала все хозяйственные заклятия, с помощью которых волшебницы чистят картошку, замешивают тесто и склеивают разбитую посуду. Еще она умела лазать по скалам за птичьими яйцами, пасти коз, ходить по морю на лодке.
|
