Далекий мир Литтл-Уингинга сейчас казался пресным и бесцветным.
Как замороженные полуфабрикаты из маггловского супермаркета.
Как пластиковые поверхности кухни Дурслей.
На Гриммаулд-плейс все по-другому. Гарри здесь только второй день и ему все ужасно интересно.
В спальнях сыро, изо всех углов тянет затхлостью. В массивных гардеробных на верхнем этаже живут докси. Неудивительно, что миссис Уизли сердится. Может быть, стоило заказать новое постельное белье?
Она изо всех сил пытается сделать кухню более уютной и домашней, но ей самой здесь не по себе, среди этих столовых сервизов (изначально каждый не менее чем на 120 персон) с родовым гербом Блэков, среди фамильного серебра бог знает какого времени. Нужно приготовить что-то на плите, предназначенной для магии домовых эльфов. А ведь миссис Уизли никогда до этого не пугала мысль о домашней работе: семеро детей, денег — в обрез, никаких тебе домашних эльфов.
Но здесь к бесконечной рутине домашних дел примешивалось что-то… Молли и сама не может подобрать этому точного определения, нечто большее, чем ежедневные стирка, штопка, уборка и горы грязной посуды.
Просторная ванная комната, выложенная серым мрамором, полоска черного фриза на уровне плеч.
Умывальник держит чугунный змей.
"Ух, ты, змея с тазиком!" - это, конечно, Рон.
На самом деле змей выглядит довольно устрашающе: кажется, подойдешь – а он мгновенно вскинет голову, и вот ты уже лежишь с прокусанной ядовитыми зубами рукою.
Глубокие тени в нишах комнат, перламутровые крупинки вспыхивают золотом на лакированной ширме. Гарри удивляется, откуда этот отраженный свет, не иначе это волшебство.
В этом доме все время происходит что-то странное.
Гарри это не смущает. Искренняя радость друзей и забота миссис Уизли сделали своё дело: все мысли о предстоящем слушании, тайнах Ордена и надвигающейся опасности никуда не делись, но жизнь стала более терпимой, что ли. Настоящей.
Бархатные сюртуки и атласные жилеты, вельветовые пиджаки, рубашки с отложным воротом. Эти вещи идут Блэку как нельзя лучше, Гарри не может представить его в новой, с иголочки, одежде, лакированных туфлях, вообще в чем-нибудь слишком новом.
Сириус носит тяжелые мантии.
Иногда – на голое тело.
Он анимаг. Ему, похоже, все равно.
Гарри это смущает, поэтому в таких случаях он не отрывает взгляда от лица крестного или старательно изучает предметы его гардероба.
Когда Гарри думает о Блэке, то всегда вспоминает полеты на метле: земля с высоты залита ярким светом - там, куда падают солнечные лучи и покрыта пятнами тени - там, где облака не пропускают солнечный свет. На освещенных участках ясно видны лес, холмы или блестящая поверхность воды, но то, что скрыто тенью, таит в себе тайну: что это может быть - высокое дерево или башня замка, луг или может быть это озерная гладь?
Облака плывут, ветер свистит в ушах, пятна света меняются местами с пятнами тени.
Итак, завтрак.
- Намазать тебе хлеб медом? – спрашивает Молли.
«Куда мне еще», - хочет сказать Гарри.
- Спасибо, - произносит он вслух. Вообще-то Гарри правда не особенно любит мед: тетя Петунья всегда давала ему чайную ложку в качестве лекарства, когда он простужался. Гарри тогда старался не сразу проглотить и теперь от вкуса меда в памяти сразу всплывают: пыльный чулан, температурный озноб и липкая сладость во рту.
Сириус почему-то сегодня почти ничего не ест, Молли бросает на него быстрый взгляд, он сидит очень прямо, и, опустив глаза с отсутствующим видом играет серебряным ножом, можно подумать – он за много миль отсюда, его ресницы как стрелы, летящие вперед, не касаются щек…
О чем я только думаю, - спохватывается Гарри.
Гарри начинает казаться, что все вокруг не только замечают его состояние, но и говорят или обсуждают друг с другом исключительно какие-то двусмысленные вещи.
Поднимаясь вчера вечером по лестнице, Гарри видит в приоткрытую дверь гостиной Блэка, Люпина и Грозного Глаза у горящего камина, с бокалами огневиски в руках.
- Тебе нельзя выходить отсюда, - Грюм сердито трясет головой.
Сириус продолжает начатую фразу, обращаясь к Люпину:
-…хоть я двести лет там не был, но хорошо бы нанести туда визит вежливости.
- Ну, в этом я тебе не помощник, - смеется Ремус.
- Кобель, - одобрительно рычит Грюм.
- Даже очень дорогие и умелые кокотки никогда не заменят желанного добровольного партнера, - вдруг очень спокойно говорит Сириус и Ремус салютует ему своим бокалом.
«Там много зеркал и золоченые люстры», - думает Гарри, продолжая подниматься в их с Роном комнату. «Недвусмысленные картины на стенах… из-за бархатной портьеры одна за другой появляются девушки, одетые только в корсеты и чулки, и…» Но, если никогда раньше не видимый им веселый дом он нафантазировал без труда, то девицы представляются ему почему-то излишне вульгарными: помятые прически, размалеванные лица, плохие зубы.
Гарри мстительно улыбается.
В другой раз он слышит обрывок фразы Ремуса, произнесенный его самым благовоспитанным тоном:
-…уверен, что в экзотической стране, кроме экзотических фруктов и птиц, у тебя было предостаточно экзотики совсем иного свойства.
Фантазии Гарри мгновенны, просты и безыскусны. Тропический пляж, жаркий полдень в тени южных деревьев, угодливая красотка в бикини.
Гарри и сам не может понять, почему его накрывает горячей волной раздражения, он сам не знает, чего ему хочется больше: остановиться посреди коридора, делая вид, что шнурует кроссовок и услышать ответ Сириуса или покинуть этот дом навсегда и никогда больше не возвращаться.
Вечером в гостиной миссис Уизли просит Гарри сжечь бумаги из ящика на полу, раз уж он к нему ближе всех. Взмах палочки – и в камине уже уютно гудит пламя.
- О, это просто старые бумаги. Сириус сказал, что все содержимое того большого шкафа ему не нужно, - отвечает Молли на вопрос Артура.
Гарри отряхивает пыль с ладони, рассеянно смотрит на доверху набитый ящик: старые выцветшие пергаменты, обрывки бумаг, сверху лежат несколько пожелтевших конвертов на которых еще можно разобрать имя отправителя.
* * *
Ремус задремал, в комнате полумрак — свечи почти оплыли, раскрытая книга поверх одеяла.
Гарри успел подумать, что если бы не книга, то все, что он увидел, приоткрыв дверь, напоминало бы смертный одр: эти свечи в изголовье кровати, бледный измученный человек на постели со сложенными поверх одеяла руками, и гробовая тишина во всем доме.
Но от распахнутой двери качнулся воздух, огонек свечей дрогнул, и Люпин открыл глаза.
- Гарри? – удивился Ремус и спросил с тревогой: - Почему ты не спишь? Что-то случилось? Тебе нехорошо?
- Нет... ммм... Я стучал, но…. Простите, я вас разбудил. Все в порядке. Просто я... - Гарри замялся, не зная, с чего начать.
Судорожно вдохнул и выпалил:
- Я взял письма! Миссис Уизли попросила это сжечь, сказала — это старые бумаги, я увидел имя и… Зачемяпрочитал?
Выдохнул.
Ремус смотрел внимательно и очень спокойно:
- Садись, Гарри.
Гарри опустился на стул так осторожно, как будто тот мог его укусить.
- Я так понимаю, что ты прочитал что-то, о чем теперь …жалеешь? Гарри?
В ответ Гарри протянул Люпину несколько неопрятных конвертов.
Ремус посмотрел на имя адресата, перетасовав конверты, и по-прежнему спокойно взглянул на Гарри.
- Я... Они валялись возле камина. Не нужно было их читать.
И совсем тихо:
- Я не знаю, зачем я их прочитал.
- Да уж. Чужие письма читать нехорошо.
Гарри замялся, но тут же выпалил:
- Вы ЗНАЛИ?! Вы знали, что Беллатриса Лестрейндж...
- Хм, - Люпин улыбнулся, - Я уже видел эти письма. Не читал, нет. Но Сириус говорил мне о них. Это было давно, Гарри. И поверь мне: Сириусу было все равно, что его двоюродная сестра воспылала к нему отнюдь не братскими чувствами.
- Ему нужно было бросить их в огонь еще тогда, - добавил Ремус. «Выставь его, пока не поздно».
- Ну, хорошо... Ладно... - Гарри не знал, как ему быть дальше. Вопрос исчерпан, разве нет? Не спрашивать же в самом деле, о...
Любопытство победило:
- Сэр, она... она обвиняет вас...
- Значит, ты и об этом прочитал.
- Нет, сэр. То есть - да. Я понимаю, она ревновала Сириуса и...
Гарри вспыхнул, когда понял, что сказал.
- Ревновала ко мне? - полуутвердительно усмехнулся Ремус, - всё это её домыслы, Гарри. Хотя если ты всё прочитал... – Люпин помолчал и продолжил, - Первые три дня меня тошнило. На четвертый день у меня вздулся живот. Я решил, что это простое несварение. На пятый день я остался в спальне, не пошел на занятия. Почему сразу не сходил к Помфри - сам не знаю. На седьмой день живот уже был огромным, я лежал на боку и слушал, как там внутри кто-то шевелится. И поверь, Гарри, мои физические мучения ни в какое сравнение не шли с тем, что я передумал за последние сутки. Я опустил полог над кроватью и был в ужасе, что кто-то может меня увидеть. А это было всего лишь заклятие. Сильное, граничащее с темной магией, но всего лишь наваждение. Я догадывался, кто меня проклял, еще до того как она начала плеваться ядом. (Кивок в сторону писем).
- Почему?
- Потому что она всегда смотрела на Сириуса так, как некоторые барышни разглядывают витрину слишком дорогого магазина: с восхищением, жадностью, досадой и плохо разыгранным презрением.
Ремус помолчал.
- Джеймс потом на полном серьезе пытался узнать у меня: почему меня заколдовали именно так, а не иначе. А я тогда побоялся расспросить у мадам Помфри, что бы со мной стало на девятый день.
- Почему? – снова не выдержал Гарри.
- Мне хватило того, что пришлось объяснять друзьям, что я кажется, брюхат.
Гарри фыркнул, стушевался, и хотя Люпин, улыбнувшись, перевел разговор на другую тему, он почему-то не мог отделаться от мысли, что Ремуса очень забавляет его смущение.
Когда Поттер ушел Люпин еще какое-то время не отрываясь смотрел на книгу, не открывая её, но и не убирая с колен. Постепенно струна внутри перестала звенеть, а из мыслей осталось только желание устроить Сириусу нагоняй. Впрочем, о каких письмах он мог бы помнить после тех двенадцати лет? Уж точно не об этих. В любом случае это могло подождать до завтра.
«Я становлюсь старым. Смог бы я на месте Гарри прийти к кому-нибудь с таким вопросом?
Понимал ли он, о чем спрашивает? Вот эта девочка из Ревенкло, Луна, точная копия своей матери, помню, как я вздрогнул, когда среди учеников вдруг увидел Линду, живую - подошла бы она с таким вопросом к Кэрролл? «У меня есть фото, где вы вместе с моей мамой, у вас там еще на голове котел. А еще я нашла мамин дневник, она там пишет, как вы с ней целовались, это правда?» Кэрролл, будь она жива, и глазом бы не моргнула: «о, да, это так на меня похоже!»
Ремус улыбнулся и почувствовал, что краснеет, понимая, что завтра надо будет как-то рассказать всё Сириусу.
Уже три четверти часа Гарри ворочался в своей постели.
"Гермиона бы сказала, что у меня припадок ревности", - заложив руки за голову, Гарри невидящими глазами уставился в потолок. Ему казалось, что стоит только закрыть глаза и Ремус Люпин - осторожные и настойчивые руки, внимательный взгляд, ласковые поцелуи - сразу же переберется в постель к Сириусу. Или наоборот.
Бред какой-то.
Если кто-то и может заинтересовать Блэка, то это должна быть фея с тонкой талией и ресницами, на которых можно повеситься. А не усталый немолодой оборотень. Но прочитанные письма дышали, жили, вспыхивали оскорбительными словами, шептали обвинения, Ремус на его глазах превращался в причину ревности, а крестный – в яблоко раздора.
Гарри закрыл глаза и сразу же провалился в сон.
ПОНРАВИЛОСЬ?КАЧАЙ ПРОДУ!
|
